
Когда умер отец, было странно тихо. Он не был нежным. Не был ласковым. Он был как бетон: твёрдый, холодный, устойчивый. Но именно он держал нас всех — своей сухой логикой, страхом, авторитетом. С его смертью всё вдруг расползлось, как гнилое полотно. Мама стала слабой и растерянной, как будто впервые поняла, что теперь за всё придётся отвечать самой. А брат — Андрей — сразу же заговорил про квартиру.
— Там же три комнаты. Мы с женой займём две, тебе оставим одну. Или давай продадим и купим что-то отдельное, пополам. Или ты откажись, а мы тебе заплатим.
Мне было не до этого. У меня тогда только закончился декрет, я снова входила в работу, сын болел бесконечно, я сама шаталась от усталости. Квартира, доставшаяся от отца, была на другом конце города. Я давно оттуда уехала. Но свою долю оформила, как и брат. Тогда это казалось формальностью. Я думала, что всё будет честно. Что у нас с братом отношения. Что он не станет давить.
Прошло полгода, потом год. Мы не общались почти. Я звонила маме, приезжала к ней. Андрей отдал ей маленькую комнату, сам с женой и дочкой занял две оставшиеся. Его жена — Оксана — была из тех, кто умеет стоять за своё. Говорила громко, смеялась резко, носила кольца на всех пальцах и всё время смотрела, как будто оценивает.
Однажды мама сказала:
— Андрей спрашивал, не продашь ли ты свою часть. Им тяжело. Там ребёнок, ипотека. Они готовы тебе перевести сразу, ну хоть часть.
— Я не готова, — ответила я. — Это жильё. Пусть стоит.
Через пару дней позвонил брат. Не сразу, не с приветствия. Сразу с дела.
— Слушай, нам реально тяжело. Мы платим ипотеку за новую квартиру. У нас нет ни одного шанса без этих денег. Ты ж не живёшь там. Не держи просто так.
— А ты не думал, что мне тоже не всё легко даётся? У меня сын. Я одна. И эта комната — мой единственный запасной вариант. Почему я должна отказываться?
Он замолчал, потом выдал:
— Ну ты же нормальная. А не как некоторые…
И повесил.
Прошло пару недель. Снова мама.
— А что тебе эта комната? Ты туда не поедешь. У тебя жизнь другая. Им тяжело.
Я слушала её, как в детстве. Когда она вечно говорила: “Поделись с братом”. Всегда — поделись. Всегда — уступи. Он был младше, но почему-то всегда был главнее. Его нужно было беречь. Его нельзя было обижать. А я — ну ты же старшая, ты должна понимать.
Через месяц пришло письмо от нотариуса. Андрей подал на раздел квартиры. Он хотел выкупить мою часть — по заниженной цене, конечно. Указал, что я не живу там, что он содержит мать, что его семья “остро нуждается”. Я смотрела на эти бумаги, как на предательство.
Я позвонила. Спокойно. Он сразу начал с претензий:
— Ты же видишь, как всё. Цены растут. Мы не можем платить ипотеку. Мы на грани. Нам срочно нужны деньги. У тебя есть эта комната — она тебе зачем? Давай честно.
— А тебе зачем она? Ты живёшь в трёхкомнатной, а новую купил зачем? Я не мешала. Ты хотел — покупал. Я ничего у тебя не просила. Почему теперь я должна спасать тебя?
— Потому что ты сестра. Потому что мы семья.
Я рассмеялась. Впервые за годы. Потому что он вспомнил, что мы семья, только когда ему стало нужно. До этого я была “ненормальной”, “упрямой”, “жадной”.
Он начал кричать. Про мораль, про то, что я не понимаю, как ему тяжело. Про то, что я одна, а у него семья. Про то, что если бы папа был жив — он бы не позволил. Тут я отключилась. Не из злости — из понимания. Всё, что он говорит — не ко мне. Это его попытка выжить. Только почему — за мой счёт?
Потом снова были попытки. Писала Оксана. Холодные, вежливые сообщения, как от юриста. “Прошу рассмотреть предложение выкупа”. Потом пошли угрозы: “Мы подадим в суд, вы и так ничего не получите”. Потом — тишина.
Я держалась. Мне было больно. Я не хотела войны. Я хотела честности. Но поняла: в их глазах я — просто мешающий фактор. Не человек. Не сестра. Помеха.
Они звали маму жить с ними. А потом выставили её в мою комнату — “пусть она уговаривает тебя продать”. Мама звонила каждый вечер. Сначала тихо, с мольбой. Потом с упрёками.
— Я тебе не чужая. Я тебя рожала. Почему ты так ко мне?
— А при чём тут ты? Это он давит. Не я.
— А я где жить буду? У него тесно. Ты хочешь, чтоб я на улицу пошла?
Я снова была виновата.
Прошло полгода. Я не сдалась. Я не продала. Я начала оформлять аренду. Сдала комнату молодой девушке. Она работала в кафе, была тихой и благодарной. Через месяц Андрей позвонил:
— Что ты творишь?! Она чужая! Она тут ходит по квартире, как хозяйка!
— Она арендует. Законно. Это моя часть.
— Ты дура! — сорвался он. — Ты разрушила всё! Мы теперь не можем продать. Ты что добилась? Чтоб нас выжить?
— Нет, Андрей. Я добилась, чтобы со мной считались. Хоть раз.
Он больше не звонил.
Мама переехала к знакомой. Говорит, что устала от скандалов. Оксана подала в суд. Долгий, бессмысленный процесс. Судья сказал: “Либо договоритесь, либо разъезжайтесь”. Они не смогли выкупить. Я не уступила.
Теперь там живёт другая семья. Мама всё реже звонит. Говорит, что я стала жестокой. Что раньше была доброй. Что отец бы не одобрил.
А я просто устала быть запасным вариантом. Устала быть “той, которая всегда должна”.
Я не жалею.
Потому что впервые в жизни — я осталась на своей стороне.