Алена любила тишину своих утр. Этот уютный ритуал — турка на плите, запах свежемолотого кофе, тихие шаги по кухне. Казалось, весь мир в такие минуты стоит на паузе. Её квартира была её крепостью: каждый магнит на холодильнике привезен ею, каждая кружка — с историей. Это был её маленький мир, заработанный потом и бессонными ночами.
Но утро этого дня пошло наперекосяк. На кухне появился Максим — муж, который обычно вставал позже, и, лениво зевая, опустился на стул.
— Ты опять всю ночь с телефоном? — спросила Алена, разливая кофе по кружкам.
— Ну а что делать? — пожал плечами Максим. — Твоя турка громче будильника. Хоть бери и вешай её на дверь как сигнализацию.
Он усмехнулся, думая, что пошутил, но Алена лишь посмотрела на него долгим взглядом. В последнее время в его словах все чаще появлялась эта раздражающая легкость, словно каждый разговор был поводом для сарказма.
— Пей кофе, пока горячий, — тихо ответила она.
Максим отхлебнул и скривился.
— Сильный. Как твой характер, — сказал он с ухмылкой. — Маме такой не сваришь. Она у нас любит послабее.
Алена прикусила губу. Имя свекрови в утреннем разговоре было как холодный душ.
— Раз уж вспомнил, — она сделала паузу, — ты собираешься ей сегодня позвонить?
— А смысл? Она сама придет. — Максим потянулся за сахарницей. — Ты же знаешь, у неё нос чует, где моя жизнь не так устроена, как «надо».
— И каждый раз «надо» оказывается удобно для неё, — бросила Алена, двигая его руку с сахарницей. — Не насыпай три ложки, диабет потом лечить не из её пенсии.
Максим усмехнулся, но спорить не стал. Впрочем, не успели они договорить, как в дверь раздался звонок. Звонкий, уверенный, такой, будто за дверью стоял не человек, а контролер с чековой книжкой.
— Сама напророчила, — вздохнул Максим и пошел открывать.
На пороге, как и ожидалось, стояла Елена Викторовна. В нарядном пальто, с прической, будто она не навестить сына пришла, а возглавить собрание акционерного общества. В руках — пакет с домашними котлетами.
— А вот и я, — бодро заявила она, проходя мимо Максима так, словно квартира была её. — Котлетки жарила, вспомнила: ну что ж я сыночка без еды оставляю?
— Здравствуйте, — сухо сказала Алена.
— Да-да, здравствуй, милая, — отмахнулась свекровь, уже ставя пакет на кухонный стол. — Ты же у нас занятая, работаешь, устаешь… А сыну надо питание хорошее. Не одними кофе да бутербродами жить.
Алена улыбнулась краешком губ. В её голосе появилась легкая издевка:
— Спасибо, конечно. Только сыночек у нас взрослый мужчина, сорок лет всё-таки. Может, сам себе котлетку пожарить.
— Алена, не начинай, — поморщился Максим. — Мама же от души.
— От души, говоришь? — Алена пододвинула пакет обратно к свекрови. — Забирайте, Елена Викторовна. У нас холодильник забит. И без ваших «забот» не протухнет.
Елена Викторовна театрально вздохнула и покачала головой.
— Ах, вот как? Сыночек у тебя под каблуком, и котлеты мои — враги народа? Всё-то ты против меня. Всё-то ты считаешь, что я в вашу жизнь лезу.
— А вы не лезете? — вскинула брови Алена. — Вы буквально вошли в мою квартиру без приглашения. И уже хозяйничаете на моей кухне.
Максим вздохнул, как судья на скучном процессе.
— Давайте без сцены с утра. Мама, присядь. Алена, не кипятись.
— Я не кипячусь, — Алена скрестила руки на груди. — Просто называю вещи своими именами.
Тишину прорезал скрип стула — Елена Викторовна все-таки села. Но глаза её сверкали, как у прокурора, который вот-вот объявит обвинение.
— Ладно, — сказала она, — давайте прямо. Я пришла поговорить о квартире.
Алена похолодела. Вот оно. Настоящая причина визита.
— Какой квартире? — осторожно спросила она.
— О вашей. Точнее, о Максимкиной доле, — с нажимом произнесла свекровь. — Мы тут с ним обсуждали… У вас же общий быт. Вот и доля у него должна быть. По справедливости.
Алена замерла. В ушах зашумело, но она всё же нашла в себе силы улыбнуться.
— Максимкиной доле? — переспросила она, глядя на мужа. — Максим, ты действительно это обсуждал?
— Алена, не начинай, — пробормотал он, отводя взгляд. — Это просто разговор. Так… между делом.
— Между делом? — её голос дрогнул. — Квартира куплена мной. До брака. На мои деньги. С какой стати у тебя должна быть «доля»?
Елена Викторовна хлопнула ладонью по столу.
— Потому что вы семья! Потому что всё общее! Потому что он твой муж, а не квартирант! Ты что, считаешь себя выше него?
Алена резко встала. В груди что-то оборвалось.
— Я считаю, что честно заработанное — не делится по прихоти вашей семьи. Я не обязана делиться тем, что создала сама. И не позволю вам диктовать мне, как жить.
— Вот именно, диктовать, — саркастически вставил Максим. — Это ведь ты у нас диктуешь. Где моя рубашка, когда я должен вставать, сколько сахара в кофе…
Алена посмотрела на него так, будто впервые видела перед собой чужого человека.
— Ты серьёзно сейчас? — тихо спросила она.
— А что? — он пожал плечами. — Ты вечно строишь из себя хозяйку крепости. Но крепость без мужика долго не стоит.
— Максим! — ахнула она. — Ты только что признался, что нужен здесь не как муж, а как сожитель с претензиями на жилплощадь.
Елена Викторовна вскочила.
— Хватит! — её голос дрожал. — Ты неблагодарная женщина. Ты отобрала у моего сына годы жизни, а теперь хочешь, чтобы он остался ни с чем?
— С чем — с чем? — Алена с иронией усмехнулась. — С котлетами? Так заберите свои котлеты и уходите.
Максим ударил кулаком по столу.
— Алена, прекрати! Если тебе жалко выделить мне долю, значит, надо пересмотреть наш брак!
Эти слова повисли в воздухе, как приговор. Алена молча посмотрела на мужа. Её лицо стало каменным.
— Вот и пересмотри. Прямо сейчас, — сказала она тихо. — Дверь знаешь.
Свекровь ахнула, Максим побледнел, но Алена уже развернулась и вышла из кухни, оставив их в тяжелой тишине.
Вечером квартира казалась чужой. Стены, которые раньше хранили её тепло, теперь будто подслушивали и осуждали. Алена ходила из комнаты в комнату и не находила себе места. На кухонном столе так и остался пакет с котлетами — нелепый символ семейной войны. Хоть выброси их в окно.
Максим закрылся в спальне. Слышалось, как он нервно щёлкает ручкой, наверное, сидит и думает, как вывернуться. Алена знала: он не привык быть виноватым. Он всегда умел перевести стрелки. И всегда находились уши, которые верили — особенно уши его матери.
Она глубоко вздохнула, налила себе бокал сухого вина и села у окна. Мысли путались. С одной стороны — злость, горькая и жгучая. С другой — пустота. Ей 48 лет, за плечами работа, квартира, десятки лет самостоятельности. И вдруг вот так: тебя пытаются списать в разряд «удобных жен», которые молча соглашаются на всё.
Не выдержав, она вошла в спальню.
— Ты собираешься со мной разговаривать? — спросила она холодно.
Максим отложил ручку и уставился на неё.
— А что говорить? Ты же всё решила. Квартиру, жизнь, даже сахар в моём кофе.
— Ты издеваешься? — голос Алены дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Это моя квартира. Я её покупала до тебя. До всего этого балагана. Я тебя сюда пустила — из любви. А ты мне в ответ что? «Долю хочу»?
— Я не говорил, что хочу! — вспыхнул он. — Это мама начала!
— А ты что сделал? — воскликнула она. — Защитил? Встал на мою сторону? Нет. Ты сидел и смотрел, как она размахивает своими котлетами и обвиняет меня в неблагодарности!
Максим сжал губы.
— Ты всегда видишь только себя, — процедил он. — Тебе тяжело подумать, что у меня тоже есть гордость? Что я выгляжу перед матерью как мальчишка, живущий на твоей жилплощади?
Алена рассмеялась — резко, зло, так, что у него дёрнулся глаз.
— Так ты и есть мальчишка! Только сорокалетний. Настоящий мужчина не меряет свою гордость квадратными метрами.
Он вскочил и подошёл к ней вплотную. Его дыхание было горячим, злым.
— Ты специально унижаешь меня, да? Думаешь, я без тебя никто?
— А сам как думаешь? — подняла она подбородок. — Если твой главный аргумент — «мама сказала», то ты действительно никто.
Максим резко схватил её за руку. Она почувствовала, как ногти впиваются в кожу. Но взгляд её оставался твёрдым.
— Отпусти, — сказала она тихо. — Или я позвоню в полицию.
Он отшатнулся, словно ошпаренный.
— Ты ненормальная, — выдохнул он. — Ты разрушишь всё сама.
— Нет, Максим, — ответила она. — Я просто больше не дам разрушать себя.
Между ними повисла гробовая тишина.
Вдруг в коридоре зазвонил телефон. Максим бросился к куртке — это была мать.
— Да, мам, — сказал он в трубку. — Всё нормально… Нет, не волнуйся… Да, я останусь у неё сегодня… Потом решим…
Алена усмехнулась.
— Конечно, потом решим, — сказала она, проходя мимо. — Только решать будем я и закон.
Он сжал губы, но промолчал.
Позже, когда он заснул на диване, Алена тихо села за ноутбук. Она открыла сайт с юридическими консультациями и набрала: «Квартира куплена до брака. Имеет ли муж право на долю?» Ответ был чётким: не имеет.
Она закрыла ноутбук и впервые за день почувствовала облегчение. Страх отступил, на смену пришло странное спокойствие.
Но радость длилась недолго. На телефоне вспыхнуло уведомление. Сообщение от подруги:
«Ален, видела Макса. В кафе на углу. С какой-то женщиной. И явно не по работе…»
Алена уронила телефон на стол. Сердце гулко ударило в груди.
Внутри всё смешалось: злость, ревность, обида. И вдруг — ясность. Конфликт о квартире был только вершиной айсберга. Настоящая война только начиналась.
Утро началось с того, что Максим собрал свои вещи в спортивную сумку. Двигался он нарочито медленно, будто хотел, чтобы каждая складка одежды стала упрёком. Алена стояла в дверях и молча наблюдала.
— Ну вот, довела, — процедил он, застёгивая молнию. — Радуйся. Теперь ты хозяйка одна.
— Я и была одна, Максим, — ответила она спокойно. — Просто не сразу поняла.
Он метнул в её сторону злой взгляд.
— Ты ещё пожалеешь. Мужики на дороге не валяются.
— А котлеты валяются, — усмехнулась она. — Твоя мама тебе их хоть в суд принесёт.
Максим резко поднялся, подошёл к ней и посмотрел прямо в глаза.
— Ты всегда была холодной. Всегда думала о своих квадратных метрах больше, чем обо мне.
— Ошибаешься, — сказала Алена тихо, но твёрдо. — Я думала о тебе, когда впустила в свою жизнь. Но ты выбрал быть приложением к своей матери. Я не обязана любить сразу двоих.
Он вздохнул, пожал плечами и вышел в коридор.
— Дверь закрой, — сказала она вслед. — Чтобы окончательно.
Хлопок двери прозвучал, как выстрел.
Тишина накрыла квартиру. Алена опустилась на диван и впервые за долгое время заплакала. Не от боли — от освобождения.
Через пару часов позвонила та же подруга.
— Ален, я не хотела говорить вчера резко… но женщина, с которой был Максим, — это его бывшая. Та самая, первая любовь.
Алена усмехнулась сквозь слёзы.
— Ну что ж, получается, всё встало на свои места. Пусть он возвращается туда, где его настоящая жизнь.
Она прошла по комнатам, словно заново знакомилась с собственной квартирой. Каждая мелочь — турка, старые фотографии, её книги — вдруг засияли особым смыслом. Это всё было её. Чистое, честное, настоящее.
Алена подошла к окну и распахнула его. Ворвался свежий воздух.
— Знаешь что, Максим? — сказала она в пустоту. — Я не потеряла мужа. Я освободилась от квартиранта.
В этот момент она поняла: новая жизнь началась. Без чужих претензий, без манипуляций, без котлет на кухне. Только она, её сила и её свобода.