
— Кто такая Инна?
Тимур замер с чашкой кофе в руке. На экране его телефона светилось сообщение: «Любимый, жду тебя сегодня в семь. Инна».
Карина стояла напротив. Спокойная, собранная. Только руки чуть дрожали.
— Карина, я…
— Кто она?
— Коллега.
— Коллеги не пишут «любимый».
— Давай поговорим.
— Давай. Сколько это длится?
— Три месяца.
Карина села. Ноги не держали, хотя внешне она оставалась спокойной. Десять лет брака. Десять лет, которые теперь казались обманом.
— Почему?
— Не знаю. Само как-то…
— Само? Ты сам в её постель упал?
— Карина…
— Не надо. Просто скажи — ты её любишь?
Тимур молчал. Смотрел в стол.
— Я тебя люблю.
— Но спишь с ней.
— Это ошибка. Глупость. Я прекращу.
— Прекратишь? Вот так просто?
— Да. Если ты простишь.
— Позвони ей.
— Что?
— Позвони при мне. Скажи, что всё кончено.
— Сейчас?
— Сейчас.
Тимур набрал номер. Включил громкую связь — Карина молча показала на динамик.
— Алло, милый! — голос молодой, звонкий.
— Инна, нам нужно поговорить.
— Что-то случилось?
— Мы больше не можем встречаться.
Пауза.
— Она узнала?
— Да.
— И что теперь?
— Теперь всё. Прости.
— Тимур, подожди! Мне нужно тебе кое-что сказать…
Он сбросил вызов. Карина кивнула.
— Хорошо. Теперь слушай меня. Один шанс. Только один. Ещё раз узнаю — уйду без разговоров.
— Не будет больше. Клянусь.
— И переведись в другой отдел. Не хочу, чтобы ты с ней работал.
— Сделаю.
Следующие недели были тяжёлыми. Карина пыталась забыть, Тимур — загладить вину. Цветы, подарки, внимание. Как в начале отношений, только теперь всё казалось фальшивым.
На работе Карина погружалась с головой. Неонатология — сложная специальность. Спасать недоношенных, бороться за каждый грамм веса, за каждый вздох. Это отвлекало от мыслей о предательстве.
Через месяц позвонил неизвестный номер.
— Карина Сергеевна?
— Да.
— Это Инна. Нам нужно встретиться.
— Нам не о чем говорить.
— Я беременна.
Телефон чуть не выпал из рук, приложила к уху.
— От Тимура?
— Да. Восьмая неделя.
— И что вы от меня хотите?
— Ничего. Просто решила, что вы должны знать.
Карина отключилась. Села прямо в коридоре больницы. Медсестра испуганно спросила:
— Карина Сергеевна, вам плохо?
— Нет. Всё нормально.
Но нормально не было. Вечером она сказала Тимуру. Он побелел.
— Не может быть.
— Она врёт?
— Не знаю. Может быть.
— Проверим. Пусть покажет УЗИ, анализы.
Инна не врала. Принесла документы. Восемь недель, всё совпадало по срокам.
— Что будешь делать? — спросила Карина.
— Не знаю.
— Она хочет рожать?
— Да.
— И что? Алименты? Признание отцовства?
— Карина, я…
— Что ты? Бросишь меня и уйдёшь к ней?
— Нет! Никогда!
— Тогда что?
— Я не могу бросить ребёнка. Это мой ребёнок.
Карина кивнула. Конечно, не может. Тимур всегда мечтал о детях. А у них не получалось. Пять лет попыток, анализы, процедуры. Врачи разводили руками — оба здоровы, но беременность не наступала.
— Хорошо. Признавай отцовство. Плати алименты. Но жить будешь здесь.
— Ты серьёзно?
— А что мне делать? Выгнать тебя? Развестись? Может, и стоило бы. Но я тебя люблю. Дура.
— Карина…
— Не надо. Просто пообещай — никаких встреч с ней. Только через юристов, только по поводу ребёнка.
— Обещаю.
Месяцы тянулись мучительно. Инна иногда звонила Тимуру, рассказывала о беременности. Карина старалась не слушать эти разговоры, уходила в другую комнату.
На седьмом месяце Инну положили на сохранение. Угроза преждевременных родов.
— Она просит меня приехать, — сказал Тимур.
— Нет.
— Карина, ей страшно.
— У неё есть родители, подруги. Ты ей никто. Просто донор.
Жестоко? Да. Но по-другому Карина не могла.
На тридцать второй неделе начались роды. Экстренные, стремительные. Карина была на дежурстве, когда привезли роженицу с отслойкой плаценты.
— Фамилия?
— Волкова Инна Дмитриевна.
Операция шла тяжело. Массивное кровотечение, гипоксия плода. Ребёнка достали синего, не дышащего.
— Реанимация!
Карина склонилась над крошечным тельцем. Мальчик. Килограмм восемьсот. Интубация, адреналин, непрямой массаж сердца.
Минута. Две. Три.
Сердцебиение.
— Есть! Держится!
А Инна… Инну спасти не удалось. Кровотечение не останавливалось. ДВС-синдром, полиорганная недостаточность.
Карина вышла из операционной через четыре часа. Тимур сидел в коридоре — кто-то из медсестёр позвонил ему.
— Как она?
— Инна умерла. Ребёнок жив.
Тимур опустил голову. По щекам текли слёзы.
— Можно его увидеть?
— Он в реанимации. На ИВЛ. Критическое состояние.
— Но жив?
— Пока да.
Карина повела его в реанимацию новорождённых. За стеклом — кувез, внутри крошечный человечек, опутанный проводами и трубками.
— Мой сын, — прошептал Тимур.
— Да.
— Он выживет?
— Не знаю. Шансы есть. Я буду делать всё возможное.
— Ты? Но как ты можешь…
— Я врач. А он — пациент.
Следующие недели Карина практически жила в больнице. Мальчик — его назвали Никитой — боролся. Сепсис, пневмония, кровоизлияние в мозг. Каждый день — битва.
Тимур приходил каждый вечер. Сидел у кувеза, разговаривал с сыном.
— Зачем ты это делаешь? — спросил он однажды Карину.
— Что?
— Спасаешь его. Он же… он от неё.
— Он ребёнок. Ни в чём не виноватый ребёнок.
— Но ты могла…
— Что? Дать ему умереть? Ты думаешь, я монстр?
— Нет. Я думаю, ты святая.
— Не святая. Просто врач.
Через два месяца Никиту перевели из реанимации. Он задышал сам, начал набирать вес. Родителей у Инны не было — умерли давно. Других родственников тоже.
— Что с ним будет? — спросил Тимур.
— Детдом, — ответила Карина.
— Нет. Я заберу его.
— Куда?
— Не знаю. Сниму квартиру.
— И что? Будешь один растить недоношенного ребёнка с проблемами по здоровью?
— А что мне делать? Это мой сын!
Карина молчала. Смотрела на Никиту — он спал, посасывая кулачок. Такой маленький, беззащитный.
— Забирай домой.
— Что?
— К нам домой. Будем растить вместе.
— Карина, ты серьёзно?
— Серьёзно. Он твой сын. А я твоя жена. Значит, будем семьёй.
— Но как ты сможешь? Он же постоянно будет напоминать…
— Будет. И что? Он не виноват в наших взрослых глупостях. Ему нужен дом, родители. Я не смогу родить тебе ребёнка. Но смогу полюбить этого.
— Ты уверена?
— Нет. Но попробую.
Никиту выписали через три месяца. Карина сама несла его до машины. Лёгкий, как пушинка — три килограмма всего.
Дома была готова кроватка. Тимур купил заранее, пока Карина дежурила.
— Надеюсь, не против?
— Нормально. Где будет стоять?
— Думал, в спальне. Чтобы слышать, если заплачет.
— Давай.
Первая ночь была адом. Никита плакал каждый час. Карина вставала, кормила, меняла подгузники. Тимур пытался помочь, но путался, нервничал.
— Дай я, — забирала ребёнка Карина.
К утру оба не спали. Сидели на кухне, пили кофе.
— Может, няню?
— Справимся. Первое время всегда тяжело.
— Карина, почему ты это делаешь?
— Что?
— Заботишься о нём. Как будто родной.
— Не знаю. Наверное, потому что он твой. А ты — мой. И ещё… Когда я его реанимировала, когда он не дышал… Я поняла — это судьба. Мы с ним связаны теперь.
— Спасибо.
— Не благодари. Просто больше никогда… никогда не изменяй.
— Никогда. Клянусь.
Прошёл год. Никита догнал сверстников, проблемы со здоровьем остались позади. Весёлый, улыбчивый малыш. Маму звал Кариной — она не настаивала на другом.
— Может, усыновим официально? — предложил Тимур.
— Зачем? Ты и так отец.
— Чтобы ты была мамой. По документам.
— Я и так мама. По факту.
И это была правда. Карина любила Никиту. Не сразу, постепенно. Первая улыбка, первый зуб, первый шаг. Каждое достижение делало его роднее.
Иногда она думала об Инне. О женщине, которая разрушила и одновременно создала её семью. Если бы не измена — не было бы Никиты. Если бы не смерть — не было бы прощения.
Странная арифметика судьбы. Минус на минус даёт плюс.
— Мама, дай! — Никита тянул ручки к Карине.
Она подняла его, прижала к себе.
— Что дать, солнышко?
— Ам!
— Кушать хочешь? Сейчас, мой хороший.
Тимур смотрел на них из дверного проёма. На жену, которая простила невозможное. На сына, который стал их общим.
— Я люблю вас.
— И мы тебя, — ответила Карина. — Правда, Никит? Мы любим папу?
Никита засмеялся, захлопал в ладоши.
Семья. Странная, сложившаяся через боль и потери. Но настоящая.