— Пятьдесят тысяч на операцию?! — Лариса застыла с чашкой недопитого кофе в руке, когда Антон произнес эту цифру за завтраком, избегая встречаться с ней взглядом.
Утро субботы начиналось так хорошо. Солнечные лучи играли на кухонных занавесках, их четырехлетняя Настенька еще спала, давая родителям редкую возможность спокойно позавтракать вдвоем. Лариса даже успела приготовить сырники — те самые, которые Антон так любил, с изюмом и ванилином. А теперь эти сырники остывали на тарелке, забытые, ненужные.
— Мама сказала, что если не сделать срочно, то потом будет поздно, — Антон теребил салфетку, комкая ее в руках. — Врач настаивает. Глаукома прогрессирует.
Лариса медленно поставила чашку на стол. В их копилке для Настеньки лежало ровно пятьдесят две тысячи. Они откладывали по три тысячи каждый месяц уже больше года — на развивающие занятия, на английский, на бассейн. На будущее дочери.
— Антон, но ведь у твоей мамы есть страховка. И пенсия неплохая. Она же бывший главбух, не последний человек была…
— Страховка не покрывает эту операцию. Говорит, только в частной клинике делают качественно, с импортными материалами.
Екатерина Петровна, свекровь Ларисы, жила одна в просторной трехкомнатной квартире в центре города. После смерти мужа пять лет назад она осталась, как говорила, «совсем одна на белом свете», хотя Антон навещал ее минимум дважды в неделю. Женщина она была властная, привыкшая командовать — и на работе когда-то, и дома. С невесткой отношения были прохладные, хотя внешне соблюдалась видимость вежливости.
— Может, рассмотрим другие варианты? — осторожно предложила Лариса. — Государственная клиника? Или хотя бы подождем пару месяцев, соберем дополнительно…
Антон поднял на нее глаза, и в них читалась такая вина, что у Ларисы сжалось сердце.
— Лариш, это же мама. Моя мама. Она меня одна вырастила после того, как отец ушел. Всем пожертвовала ради меня. Я не могу ей отказать. Тем более — зрение же! Это не шутки.
«Отец не ушел, его Екатерина Петровна выгнала», — подумала Лариса, но промолчала. Эту историю она знала от золовки, сестры Антона Светланы, которая жила в другом городе и приезжала редко. По ее словам, отец просто не выдержал постоянного контроля и придирок.
— Хорошо, — тихо сказала Лариса. — Если нужно маме, конечно, поможем.
Через неделю деньги были переведены. Екатерина Петровна приняла их как должное, даже особо не поблагодарив.
— Вовремя спохватились, — сказала она Антону по телефону, пока Лариса была рядом. — А то невестка твоя небось не хотела давать? Жадная она у тебя, сынок. Я же вижу, как она копейки считает.
Антон неловко оправдывался, бросая виноватые взгляды на жену. Лариса сделала вид, что не слышит. Но осадок остался.
Прошел месяц. Операции все не было. На вопросы Антона мать отвечала уклончиво — то анализы еще не все готовы, то врач уехал на конференцию, то нужно подождать лучшего времени года. Лариса молчала, но внутри росло беспокойство. А потом случилось то, что заставило ее по-новому взглянуть на свекровь.
Они с Настенькой гуляли в парке возле торгового центра, когда Лариса увидела знакомую фигуру у витрины дорогого магазина косметики. Екатерина Петровна, которая должна была готовиться к серьезной операции на глаза, увлеченно рассматривала палетки теней и помады. Рядом с ней стояла ее подруга Валентина Сергеевна.
— Катюш, ну бери вон тот набор, шикарный же! — говорила подруга. — Тебе так идет этот оттенок!
— Да что-то дороговато, — отвечала свекровь, но в голосе не было сомнения, скорее кокетство. — Хотя… почему бы и нет? Я же себя давно не баловала.
Лариса быстро отвернулась, уводя дочку в другую сторону. Сердце бешено колотилось. Может, она ошибается? Может, операцию уже сделали? Но нет — Антон бы сказал. Он вообще ничего не скрывал от нее. Кроме… кроме того, что касалось матери.
Вечером она осторожно спросила мужа об операции. Антон замялся.
— Мама говорит, перенесли на следующий месяц. Что-то там с оборудованием в клинике.
Лариса прикусила губу. Говорить о том, что видела свекровь в торговом центре? Нет, Антон не поверит. Или, что хуже, найдет оправдание. Он всегда находил оправдания для матери.
Через две недели история повторилась. На этот раз Екатерине Петровне срочно понадобились деньги на лечение сердца.
— Двадцать тысяч всего, — сказал Антон, и в его голосе звучала просьба о понимании. — Мама говорит, начались перебои, врач настаивает на обследовании в платном кардиоцентре.
— Антон, но мы же только начали снова откладывать на Настю…
— Я понимаю. Но это же здоровье. Мамино здоровье. Что если что-то случится, а мы не помогли?
И снова деньги были переданы. И снова Екатерина Петровна приняла их с таким видом, будто они делают одолжение, давая ей возможность их принять.
А через несколько дней Ларису словно током ударило. Она листала ленту в социальной сети, когда наткнулась на фотографию. Подруга свекрови Валентина выложила снимок из ресторана — праздновали чей-то юбилей. И там, среди нарядных дам бальзаковского возраста, сияла Екатерина Петровна в новом платье, с профессиональной укладкой и макияжем. Подпись гласила: «Наша Катюша как всегда неотразима! Спасибо за чудесный вечер!»
Дата — вчерашняя. Вчера, когда Антон переживал за мамино сердце, она веселилась в ресторане.
Лариса сделала скриншот, потом подумала — и удалила. Нет смысла. Антон найдет объяснение. Мама имеет право на отдых. Мама старалась не расстраивать его своими проблемами. Мама, мама, мама…
Но терпение имеет пределы. И эти пределы были достигнуты спустя еще месяц, когда Екатерина Петровна заявила о необходимости срочной операции на колене.
— Тридцать тысяч, — сказал Антон, и на этот раз он даже не смотрел на жену. — Я знаю, что мы копим на садик для Насти, но…
— Но твоя мама важнее, — закончила за него Лариса. Голос ее был спокоен, но Антон, знавший жену пять лет, должен был услышать в нем сталь.
— Не говори так. Вы обе важны. Но мама… она же пожилой человек. Ей тяжело.
— Да, особенно тяжело ей было на прошлой неделе, когда она с подругами в Суздаль ездила. Я видела фотографии у Валентины Сергеевны в профиле. Твоя мама там такая счастливая, прямо помолодела лет на десять.
Антон вспыхнул.
— Ну и что? Она не имеет права на отдых? Всю жизнь работала, а теперь должна дома сидеть?
— Антон, милый, — Лариса села напротив него, взяла за руки. — Давай честно. Операция на глаза была? Обследование сердца? Хоть что-то из того, на что мы отдали деньги?
Он отдернул руки.
— Ты обвиняешь мою мать во лжи?
— Я спрашиваю тебя. Прямо. Ты же общаешься с ней постоянно. Ты должен знать.
Антон встал, прошелся по комнате. Остановился у окна спиной к жене.
— Операцию перенесли. Несколько раз. Мама говорит, не складывается. То одно, то другое.
— И ты веришь?
— Она моя мать! — взорвался он. — Конечно, я верю! Почему она должна мне лгать?
Лариса тоже встала. В ее глазах блеснули слезы, но она не дала им пролиться.
— Потому что она манипулирует тобой, Антон. Использует твое чувство вины, твою любовь. Она прекрасно знает, что ты не откажешь, и пользуется этим.
— Хватит! — Антон развернулся, лицо его было искажено гневом. — Ты просто ревнуешь! Не можешь смириться, что я люблю свою мать!
— Я не против твоей любви к матери. Я против того, что она разоряет нашу семью своими мнимыми болезнями! Мы живем от зарплаты до зарплаты, отказываем себе и ребенку в необходимом, а твоя мама швыряется нашими деньгами!
— Нашими? — Антон усмехнулся. — Это я зарабатываю большую часть. Это мои деньги.
Слова повисли в воздухе как пощечина. Лариса побледнела. Да, она работала на полставки, чтобы больше времени проводить с дочкой. Да, зарабатывала меньше. Но разве не они договаривались, что это временно? Разве не он говорил, что ее вклад в воспитание ребенка бесценен?
— Понятно, — сказала она тихо. — Твои деньги. Твоя мама. А мы с Настей — так, довесок.
— Я не это имел в виду…
— Ты имел в виду именно это. И знаешь что? Давай проверим. Давай съездим к твоей маме прямо сейчас. Спросим про операции, про обследования. Попросим показать направления, выписки, хоть что-то.
— Ты с ума сошла? Я не буду устраивать допрос родной матери!
— Тогда я поеду одна.
— Не смей! — Антон преградил ей путь. — Не смей беспокоить маму своими бреднями!
Они стояли друг напротив друга как два противника. Пять лет брака, общий ребенок, общие мечты — все это словно испарилось. Остались только двое чужих людей, не способных найти общий язык.
Настенька, разбуженная громкими голосами, заплакала в детской. Лариса, не говоря ни слова, прошла мимо мужа. Антон остался стоять посреди комнаты, сжимая и разжимая кулаки.
На следующий день, воспользовавшись тем, что Антон уехал в командировку, Лариса сделала то, что давно собиралась. Она позвонила Светлане, сестре мужа.
— Света, привет. Извини, что беспокою. У меня к тебе странный вопрос. Твоя мама в последнее время жаловалась на здоровье?
В трубке помолчали.
— Лариса, что случилось? Антон опять дает ей деньги?
Это «опять» многое объяснило.
— Да. На операции. Глаза, сердце, колено…
Светлана горько рассмеялась.
— О господи, она и до вас добралась. Ларис, мама здорова как бык. Я полгода назад организовала ей полное обследование в хорошей клинике — благо, у меня там подруга работает, сделали со скидкой. Все анализы в норме, даже лучше, чем у меня, хотя я на пятнадцать лет младше.
— Но… зачем тогда?
— Затем, что мама привыкла жить красиво. А пенсии на красивую жизнь не хватает. Она меня тоже разводила, пока я не пригрозила приехать и во всем разобраться. С тех пор молчит. Но Антошка… он же у нее любимчик. Маменькин сыночек. Она его с детства вокруг пальца обвести могла.
Лариса молчала, переваривая информацию.
— Ларис, — продолжила Светлана. — Я пыталась с братом поговорить, но он слушать не хочет. Для него мама — святая. Если что — у меня есть все выписки с того обследования. Могу скинуть на почту.
— Скинь, пожалуйста.
Когда Антон вернулся из командировки через три дня, на столе его ждала папка с документами. Выписки, результаты анализов, заключения врачей. Все на имя Екатерины Петровны Семеновой. Все с печатями и подписями.
Он долго изучал бумаги. Лицо его постепенно бледнело.
— Откуда это?
— От Светы. Твоя мама здорова, Антон. Абсолютно здорова.
Он сел, уронив голову на руки. Лариса ждала. Ждала извинений, признания ее правоты, обещаний все исправить. Но услышала совсем другое.
— Может, это старые анализы. Может, что-то изменилось.
Лариса не выдержала. Она рассмеялась — горько, почти истерично.
— Антон, ты серьезно? Даже сейчас, когда доказательства перед тобой, ты ищешь оправдания?
— Я должен поговорить с мамой. Выяснить.
— Выясняй. А я пока собираю вещи. Настины и свои.
Антон вскочил.
— Что? Куда?
— К родителям. Поживем у них, пока ты разберешься со своими приоритетами.
— Лариса, не надо! Давай поговорим!
— Мы говорили. Много раз. Ты делал выбор. Много раз. Всегда не в нашу пользу.
Она пошла в спальню, достала чемодан. Антон шел следом, пытался остановить, уговаривал. Но Лариса была непреклонна. Усталость от постоянной борьбы накопилась, переполнила чашу терпения.
— Я не прошу тебя выбирать между мной и мамой, — сказала она, складывая вещи дочери. — Но я прошу тебя открыть глаза. Посмотреть правде в лицо. И защитить свою семью — жену и ребенка — от манипуляций.
— Я поговорю с ней. Обещаю.
— Говори. А мы пока поживем отдельно.
Разговор с матерью состоялся в тот же вечер. Антон впервые в жизни приехал к ней без предупреждения. Екатерина Петровна открыла дверь в новом халате, с прической из салона.
— Антоша! Что-то случилось?
Он прошел в квартиру, огляделся. Новый телевизор на стене — огромный, явно дорогой. Новые шторы. На кухне — современная кофемашина.
— Мам, нам нужно поговорить.
— Конечно, сынок. Чай будешь?
— Нет. Мам, скажи честно. Операции были?
Екатерина Петровна напряглась.
— Что за вопрос? Конечно!
— Покажи выписки.
— Антон, ты что, не веришь родной матери?
Он достал папку, которую принесла Лариса.
— Это твое обследование полгода назад. Ты здорова.
Мать села на диван, поджав губы. Несколько секунд молчала, потом подняла голову. В глазах — ни капли раскаяния.
— Ну и что? Да, может, я преувеличила немного. Но разве я не имею права на помощь от сына? Я тебя растила, всю жизнь на тебя положила!
— Ты обманывала меня.
— Я просила помощи! Разве это преступление? У меня пенсия копеечная, а жить хочется! Видеть что-то кроме четырех стен! Ты молодой, у тебя вся жизнь впереди, заработаешь еще. А у меня?
Антон смотрел на мать как на чужого человека.
— У меня семья, мам. Ребенок. Мы из-за твоих «болезней» откладываем все планы.
— Ах, семья! — Екатерина Петровна вскочила. — Эта твоя Лариска тебе мозги промыла! Настроила против матери! Я же говорила — не пара она тебе! Жадная, расчетливая!
— Хватит! — Антон тоже встал. — Лариса права была во всем. А я… я был слепым идиотом.
— Не смей так говорить! Я твоя мать!
— Да, мать. Которая использовала мою любовь. Которая разрушала мою семью. Знаешь что? С этого дня — никаких денег. Вообще.
Екатерина Петровна побледнела.
— Ты… ты бросишь мать?
— Я не брошу. Буду навещать, помогать по хозяйству, если нужно. Но финансовая помощь — все. И не пытайся давить на жалость. Ты здорова, у тебя есть пенсия, квартира. Живи по средствам.
Он пошел к выходу. Мать бросилась следом.
— Антон! Антоша! Вернись! Ты пожалеешь! Она тебя бросит, эта твоя женушка! А я всегда буду рядом! Я же мать!
Но он уже закрыл за собой дверь.
Дома было пусто и тихо. Антон сел на кухне, где еще утром завтракала его семья. Достал телефон, набрал номер жены.
— Лариса, это я. Ты была права. Абсолютно во всем. Прости меня. Я поговорил с мамой. Все выяснил. Больше никаких денег не будет. Никогда. Пожалуйста, вернитесь домой.
В трубке молчали.
— Лариш?
— Я подумаю, — ответила она устало. — Мне нужно время.
— Сколько угодно. Только вернись. Вы с Настей.
На следующее утро Екатерина Петровна попыталась дозвониться сыну. Антон не брал трубку. Тогда она написала длинное сообщение, полное упреков и обвинений. Он прочитал и удалил.
Через неделю Лариса с дочкой вернулись. Не потому, что простила — раны были еще свежи. Но потому, что увидела: Антон действительно изменился. Он закрыл доступ матери к своим картам, открыл отдельный счет для семейных накоплений, куда у Ларисы тоже был доступ.
— Я был дураком, — сказал он в первый вечер, когда укладывали спать Настеньку. — Позволил матери манипулировать собой. Чуть не потерял вас.
— Главное, что понял, — ответила Лариса.
Екатерина Петровна еще долго пыталась вернуть все на круги своя. Звонила, жаловалась на здоровье, обижалась. Но Антон держался. С каждым разом ее попытки становились все слабее. А потом она поняла — этот источник дохода иссяк. Пришлось учиться жить по средствам.
Отношения Антона с матерью стали прохладнее, но честнее. Он навещал ее раз в неделю, помогал с покупками, но денег не давал. Екатерина Петровна обижалась, но постепенно смирилась.
А Лариса с Антоном начали заново строить свою семью. Медленно, осторожно, но с новым пониманием друг друга. Деньги снова начали копиться — на образование дочери, на отпуск, на будущее. Их будущее, а не на прихоти тех, кто использует родственные связи для манипуляций.
Иногда, глядя на мужа, играющего с дочкой, Лариса думала: хорошо, что все открылось сейчас, а не через годы. Хорошо, что Антон нашел в себе силы разорвать порочный круг. И хорошо, что их семья выстояла.
Потому что семья — это не просто родственные связи. Это выбор. Выбор быть вместе, поддерживать друг друга, защищать от всего мира. Даже от собственных родителей, если те переходят границы. И Антон наконец сделал правильный выбор.