— Знаешь, Костя, не думала, что если твоя мать дала денег на первоначальный взнос, то она будет жить здесь с нами! — причитала я, разглядывая через щёлку в двери, как Валентина Петровна раскладывает свои вещи в нашей единственной спальне.
— Лена, ну что ты… — Константин нервно поправил очки. — Это временно. Пока она не найдёт себе что-то подходящее.
— Временно? — я обернулась к мужу. — Костя, она уже перевесила наши семейные фотографии на свои! И где мы будем спать?
— На диване в гостиной. Ничего страшного.
Ничего страшного. Легко сказать тому, кто не проводит весь день дома с его матушкой. Валентина Петровна была женщиной принципиальной. Принципиально не любила меня уже пять лет, с самого момента нашей свадьбы. И теперь у неё появилась возможность высказать всё, что она обо мне думает.
— Леночка, — раздался её голос из кухни, — а где у вас тут соль нормальная? Эта морская какая-то странная.
Я с трудом подавила вздох и направилась к свекрови. Она стояла у плиты в своём фирменном халате в розочках и помешивала что-то в моей любимой сковороде.
— Валентина Петровна, соль в шкафчике слева. А что вы готовите?
— Борщ делаю. Костя любит мой борщ. А то питается тут непонятно чем, — она многозначительно посмотрела на пачку быстрых макарон на столе.
Я решила не вступать в дискуссию. Хотя могла бы заметить, что вчера эти самые макароны с большим удовольствием поглощал именно её сын, нахваливая мою стряпню.
— Валентина Петровна, а как долго вы планируете у нас погостить?
— Ну что ты, Леночка, — она даже не повернулась ко мне. — Это же и моя квартира тоже. Я деньги давала на неё.
Вот оно. То, чего я боялась больше всего. «Моя квартира тоже». Сейчас начнётся.
— Понимаете, просто места у нас немного…
— А должны были брать больше. Я говорила Косте — берите трёшку, а не эту двушку. Но вы же знаете лучше всех.
Валентина Петровна повернулась ко мне, и я увидела в её глазах то самое выражение, которое означало начало длинной лекции о том, как неправильно мы живём.
— Вот смотри, — она вытерла руки о полотенце. — Кухня маленькая, в спальне шкаф одну стену занимает, а в гостиной диван неудобный. И обои эти ваши… Кто же жёлтые обои клеит в гостиной?
— Мы с Костей выбирали…
— Костя в этом ничего не понимает. Мужчины не понимают в уюте. Это женское дело. А ты, видимо, тоже не очень…
Я почувствовала, как внутри что-то закипает. Но дверь хлопнула, и появился Костя с пакетами продуктов.
— Мам, как вкусно пахнет! — он поцеловал Валентину Петровну в щёку. — Вниз сбегал, купил твоего любимого творога.
— Спасибо, сынок. А я борщ варю, помнишь, как в детстве любил?
— Конечно! Лен, ты попробуй мамин борщ, он потрясающий.
Я кивнула, хотя мне больше хотелось попробовать, каково это — жить в своей квартире без постоянных замечаний о том, что я делаю не так.
За обедом Валентина Петровна развила бурную деятельность.
— Костя, а почему у вас в ванной нет коврика? Можно поскользнуться.
— Есть коврик, мам.
— Этот жёлтый лоскуток? Это не коврик, это недоразумение. И зеркало грязное. Леночка, ты когда зеркала моешь?
— Каждую неделю, — соврала я. Мыла я их раз в две недели, и мне казалось, что этого вполне достаточно.
— Каждую неделю мало. Нужно каждые три дня. А то смотреть неприятно.
После обеда я заперлась в ванной и позвонила лучшей подруге Марине.
— Марин, она меня доведёт до инфаркта.
— Лен, ну потерпи немного. Всё-таки деньги дала.
— Да какие деньги! Триста тысяч, а ведёт себя так, будто всю квартиру купила!
— А Костя что говорит?
— А что он может сказать? Это же его мама. Он в детство впадает рядом с ней.
— Слушай, а может, вам действительно стоит что-то большее снять? А в двушке пускай она живет?
— Марин, ты что! На что снимать? У нас ипотека на двадцать лет, кредит на машину, и вообще… Она же не навсегда!
Но когда я вышла из ванной, Валентина Петровна уже развесила в прихожей свои пальто и куртки, а на комоде разложила свои многочисленные лекарства.
— Валентина Петровна, — осторожно начала я, — а вы не думали о том, чтобы поискать отдельное жильё? Может, снять комнату где-нибудь?
— Леночка, — она посмотрела на меня с искренним удивлением. — Зачем мне комната, когда у меня есть своя квартира?
— Как своя?
— Ну как же, я же деньги давала. Значит, и моя доля есть.
У меня внутри всё похолодело. Доля? Какая доля?
Вечером, когда Валентина Петровна ушла в аптеку за своими каплями, я устроила мужу серьёзный разговор.
— Костя, твоя мать считает, что у неё есть доля в квартире.
— Ну, технически…
— Как это — технически?
— Лен, ну она же помогла нам. Без её денег мы бы не смогли взять эту квартиру.
— Костя, но мы же с тобой платим ипотеку! Каждый месяц! Это наша квартира!
— Конечно, наша. Но и мамина немножко тоже.
— Немножко? Костя, ты слышишь себя?
Константин снял очки и потер переносицу. Этот жест я знала — он означал, что муж не хочет этот разговор продолжать.
— Лен, давай не будем ссориться. Мама недолго поживёт, найдёт себе что-то, и всё наладится. Ей надо привыкнуть к городу, а то ведь она всю жизнь в деревне прожила.
Но я уже понимала, что ничего не наладится. Валентина Петровна обосновалась у нас всерьёз и надолго. Дом в деревне был продан и возвращаться ей было некуда.
На следующий день она принялась за генеральную перестановку.
— Костя, этот диван надо к другой стене поставить. И телевизор развернуть.
— Мам, но нам удобно было…
— Детка, поверь маминому опыту. Я квартиры обставляла, когда ты ещё под стол пешком ходил.
К вечеру наша гостиная превратилась в филиал квартиры Валентины Петровны. Появились её салфеточки на столе, её фотографии на полках, и даже её любимая статуэтка слона на комоде.
— Как уютненько стало, — довольно заметила она. — А то было как-то безлико.
Я промолчала. Наша «безликая» гостиная была результатом долгих споров с Костей, компромиссов и совместного выбора каждой мелочи. А теперь она превратилась в музей чужих воспоминаний.
Через неделю я обнаружила, что Валентина Петровна переставила все мои специи в кухонных шкафчиках.
— Я навела порядок, — объяснила она. — А то у тебя орегано рядом с солью стоял. Это же неправильно.
— Валентина Петровна, мне так удобно было…
— Леночка, поверь, я знаю, как лучше. Я сорок лет хозяйством занимаюсь.
— А я пять лет в этой кухне готовлю!
— Пять лет — это не срок. Вот когда двадцать будет, тогда поговорим.
Я поняла, что схожу с ума. Каждый день превращался в испытание на прочность. Валентина Петровна вставала в шесть утра и начинала хлопотать по хозяйству, шумя на всю квартиру. Потом она критиковала мой завтрак, мой выбор одежды и мои планы на день.
— Леночка, куда это ты собралась в таких джинсах? Они же дырявые.
— Это модно, Валентина Петровна.
— Модно — это когда красиво. А это просто неряшливо.
А вечером она занимала телевизор своими сериалами и вязанием, раскладывая нитки по всему дивану.
— Костя, — сказала я мужу однажды вечером, когда мы чистили зубы в ванной, — я больше не могу.
— Лен, потерпи ещё немного…
— Сколько это «немного»? Месяц? Год? Двадцать лет?
— Она моя мама…
— А я твоя жена! И это наша квартира, а не общая коммуналка!
Константин ничего не ответил, и я поняла, что он не на моей стороне. Его мать была для него святой коровой, а я — всего лишь женой, которая должна терпеть.
На следующий день произошло то, что окончательно вывело меня из себя. Я вернулась с работы и обнаружила, что Валентина Петровна выбросила мои комнатные цветы.
— Валентина Петровна, где мои фиалки?
— А, эти чахлые кустики? Выбросила. Они только пыль собирали.
— Как выбросили? Это же мои цветы! Я их три года выращивала!
— Леночка, не кричи. Я купила новые, красивые. Вон, на подоконнике стоят.
На подоконнике действительно стояли новые цветы. Искусственные. Пластиковые розы в керамических горшочках.
— Но это же не живые!
— Зато красивые и не завянут. И поливать не надо.
В этот момент что-то во мне сломалось. Я схватила один из пластиковых горшков и швырнула его на пол.
— Это была моя квартира! Мои цветы! Моя жизнь!
— Леночка, ты что, с ума сошла?
— Да, сошла! От вас я схожу с ума!
Я выбежала из квартиры и проревела полчаса в подъезде. Потом позвонила Марине.
— Всё, Марин. Я съезжаю.
— Лен, не говори глупостей…
— Это не глупости. Я не могу больше. Пусть Костя живёт со своей мамочкой, раз она ему дороже.
— А куда ты поедешь?
— К тебе можно на пару дней? Потом что-нибудь придумаю.
Когда я вернулась домой, Валентина Петровна встретила меня в прихожей с виноватым видом.
— Леночка, я подумала… Может, зря я цветы выбросила.
— Валентина Петровна, уже неважно.
Я прошла в спальню и достала чемодан. Костя сидел на кровати с растерянным видом.
— Лен, ты что делаешь?
— Собираюсь. Как видишь.
— Но куда?
— А какая разница? Главное — отсюда.
— Лен, ну не будь ребёнком…
— Ребёнком? — я обернулась к нему. — Костя, ребёнок здесь только один. Это ты. Сорокалетний маменькин сынок, который не может сказать своей матери ни слова поперёк.
— Она моя мать!
— А я твоя жена! Или была. И эта квартира была нашей, пока ты не позволил ей превратить её в своё личное владение.
Я закрыла чемодан и направилась к двери. В прихожей меня ждала Валентина Петровна.
— Леночка, может, не надо так? Давай поговорим…
— Поговорить? — я усмехнулась. — О чём? О том, как вы за месяц превратили мою жизнь в ад? Или о том, что мне теперь нужно спрашивать разрешения, чтобы заварить чай в собственной кухне?
— Я не хотела…
— Валентина Петровна, вы хотели именно этого. С самого первого дня нашей свадьбы вы мечтали избавиться от меня. Поздравляю, у вас получилось.
Я взяла чемодан и направилась к двери.
— Лен, подожди! — Костя выскочил в прихожую. — Давай всё обсудим спокойно!
— Обсуждать уже нечего, — я обернулась в последний раз. — Когда решишь, кто тебе важнее — мать или жена, позвонишь. Если решишь.
Дверь захлопнулась за мной, и я поняла, что впервые за месяц могу нормально дышать.
Три дня я прожила у Марины, размышляя о том, что делать дальше. Костя звонил каждый день, умоляя вернуться, обещая «всё решить». Но конкретики в его словах не было.
— Лен, мама понимает, что перегнула палку…
— И что?
— Она готова… ну, не вмешиваться так активно в нашу жизнь.
— Костя, дело не в том, что она вмешивается. Дело в том, что она живёт в нашей квартире и считает её своей.
— Ну, она же помогала нам…
И тут я поняла, что ничего не изменилось. Костя так и не понял сути проблемы.
— Константин, — сказала я официальным тоном, — пока твоя мать живёт в квартире, я туда не вернусь.
— Но Лен…
— Это моё окончательное решение.
На четвёртый день случилось неожиданное. Мне позвонила сама Валентина Петровна.
— Леночка, можно с тобой встретиться?
Мы встретились в кафе возле моего дома. Валентина Петровна выглядела усталой и как-то постаревшей.
— Леночка, я хочу извиниться, — начала она без предисловий.
Это было так неожиданно, что я даже не нашлась, что ответить.
— Я понимаю, что вела себя неправильно. Просто… — она помолчала. — Просто я так долго одна была после смерти отца Кости. А тут вдруг опять семья, дом… Я увлеклась.
— Валентина Петровна…
— Дай мне договорить. Я нашла себе комнату. Хорошую, рядом с поликлиникой. Переезжаю завтра.
Я смотрела на неё и не могла поверить в услышанное.
— Но почему? Я думала, вы считаете квартиру своей…
— Считала. А потом увидела, как Костя мучается. Он же разрывается между нами. И понимает, что теряет тебя.
Валентина Петровна протянула через стол руку и накрыла мою ладонь.
— Леночка, я не хочу, чтобы мой сын потерял семью из-за моих амбиций. Он тебя любит. И ты его любишь, я же вижу.
На глазах у меня выступили слёзы.
— Спасибо, — только и смогла сказать я.
— А деньги мои пусть будут подарком к свадьбе. Без всяких долей и претензий.
Через неделю я вернулась домой. Квартира выглядела почти так же, как до приезда свекрови. Костя убрал все её вещи, вернул мебель на прежние места и даже купил новые фиалки.
— Лен, прости меня, — сказал он, обнимая меня в прихожей. — Я был полным идиотом.
— Был, — согласилась я. — Но я тебя прощаю.
Теперь Валентина Петровна приходит к нам в гости по воскресеньям. Мы пьём чай, она хвалит мою выпечку и рассказывает о своих соседках. И никогда не лезет в наши дела.
А недавно она призналась:
— Знаешь, Леночка, а жить одной тоже неплохо. Никто не мешает мои сериалы смотреть.
И я подумала, что иногда самые болезненные ссоры приводят к самым правильным решениям. Главное — не бояться отстаивать своё право на собственную жизнь.
Даже если эта жизнь куплена частично на деньги свекрови.