— Господи… Господи, что же ты наделала…
Ваня сидел на кухне, уткнувшись лицом в ладоши. Слова вырывались из него, как кровь из раны. За окном мерцали огни соседних домов — обычная, спокойная жизнь продолжалась, словно ничего не произошло. А в его квартире… в его квартире всё рухнуло за одну секунду.
— Что ты там бормочешь? — Антонина Васильевна вплыла в кухню в своем засаленном халате, волосы растрепаны, глаза блестят каким-то нездоровым огнем. — Опять на меня жалуешься?
— Мать… — Ваня поднял голову. Лицо его было серым, словно выцветшим. — Что ты наделала?
— Я? — Антонина Васильевна театрально прижала руку к груди. — Я ничего не делала! Это твоя драгоценная жена не смогла мужа удержать!
Три дня назад Юля ушла. Собрала вещи в две сумки и ушла, не сказав ни слова. Только посмотрела на него так… Господи, этот взгляд! Ваня до сих пор просыпался от него по ночам. Боль, разочарование, презрение — всё смешалось в её глазах. И больше ничего. Никаких слез, никаких упреков. Просто ушла.
Он думал, что знает свою мать. Думал, что её капризы и скандалы — это предел. Но то, что она сделала… на такое он её не считал способной.
А проснулся он от того, что кто-то кричал.
— Что это такое?!
Юля стояла в дверях спальни, бледная как полотно. Ваня открыл глаза — голова раскалывалась, во рту пересохло. Рядом с ним на кровати лежала Катя, прикрывшись простыней. Волосы растрепаны, на лице довольная полусонная улыбка.
— Юлька… — Ваня попытался встать, но ноги не слушались. — Это не то, что ты думаешь…
— А что это? — голос жены звучал как удар кнута. — Я работаю как проклятая, чтобы мы могли нормально жить, а ты… ты…
Она не договорила. Развернулась и ушла в спальню собирать вещи в сумку.
Катя встала с кровати, начала быстро одеваться.
— Извините, но я наверное пойду — пробормотала она, не глядя на него.
— Постой! А ну-ка расскажи мне, что вчера было? Я ничего не помню! — Ваня схватил её за руку.
Катя вырвалась и побежала к выходу. Через минуту хлопнула и вторая дверь.
А из кухни донеслось довольное материнское:
— Ну наконец-то! Я же говорила, что она тебе не пара!
Теперь, сидя на кухне в полном одиночестве, Ваня начинал понимать. Слишком много совпадений. Мать внезапно привела Катю именно в тот день, когда Юля задерживалась. Вино, которое он не покупал для обычного ужина. Исчезновение матери в самый подходящий момент. И эта самодовольная улыбка Антонины Васильевны, когда он проснулся.
— Значит это ты всё подстроила? — спросил он, глядя на мать.
— О чем ты? — Антонина Васильевна отвернулась к окну, но Ваня видел её отражение в стекле. Видел эту хитрую, торжествующую мину.
— Ты специально напоила меня. Ты Катю подговорила.
— Ванечка, что ты несешь? — мать повернулась, изображая искреннее недоумение. — Какая Катя? Ты сам её к себе в постель затащил!
— Мать, я ничего не помню! Я не мог…
— Мог, мог! — Антонина Васильевна подошла ближе, и в её глазах полыхнула злость. — Мужик ты или кто? Тебе девчонка красивая намекает, а ты что, святой? Юлька-то твоя что дает? Один раз в месяц, и то через силу!
Ваня вскочил с места. Хотел что-то сказать, закричать, но горло перехватило. Мать продолжала:
— Я тебе добра желаю! Юлька эта — ехидна, злюка. Работа у неё на первом месте, а муж — так, придаток. Детей рожать не хочет, дом не убирает, готовить не умеет. На что она тебе?
— Она… она меня любит, — тихо сказал Ваня.
— Любит? — Антонина Васильевна расхохоталась. — Себя она любит! А ты ей как собачка послушная — и то принеси, и это подай. Тридцать два года тебе, а детей нет! Какая это любовь?
Ваня молчал. В словах матери была доля правды, и это больнее всего. Юля действительно не хотела детей — карьера, планы, амбиции. Готовила она редко, убирала через раз. Но она была рядом. Она была его опорой, его тихой гаванью после материнских скандалов.
А теперь её нет.
— Катю я больше не увижу? — спросил он.
— А зачем тебе Катя? — мать пожала плечами. — Катя — девочка хорошая, но она уехала. В другой город. К жениху своему.
— У неё есть жених?
— Есть, есть. Давно встречаются. Просто она мне как дочь, вот и попросила помочь. Сказала — хочу посмотреть, каково это, с женатым мужчиной. Любопытство девичье.
Ваня смотрел на мать и не узнавал её. Он знал, что она не любит Юлю, знал, что мечтает их развести. Но чтобы вот так… Чтобы сына собственного подставить, обмануть, чужую девчонку втянуть…
— Как ты могла? — прошептал он. — Как ты могла так со мной?
— Ванечка, родной, — Антонина Васильевна подошла, попыталась обнять, но он отстранился. — Я же тебе добра хочу! Найдешь себе нормальную жену, которая детей родит, дом будет вести. А не эту карьеристку.
— Юля… Юля меня простит?
— Да зачем тебе её прощение? — мать отмахнулась. — Забудь её! Выбрось из головы!
Но Ваня не мог забыть. Не мог выбросить из головы Юлин взгляд в ту ночь. Взгляд человека, которого предали самые близкие люди. Он звонил ей каждый день, но она не отвечала. Ездил к ней на работу — охранник не пускал. Писал сообщения — читала, но не отвечала.
Юля исчезла из его жизни так же внезапно, как появилась семь лет назад. А мать торжествовала.
— Увидишь, всё к лучшему, — повторяла она каждый день. — Найдешь себе хорошую девочку. Внуков мне нарожаете.
Но Ваня не хотел других девочек. Он хотел Юлю. Хотел её тихий голос по утрам, её смех над глупыми фильмами, её теплые руки на своих плечах после трудного дня. Хотел их совместных планов на будущее, их негромких разговоров на кухне, их молчаливого понимания друг друга.
А вместо этого у него была довольная мать и пустая квартира.
И понимание того, что он не знал, на что способна женщина, которая его родила.
Месяц назад всё было как обычно. Антонина Васильевна ворчала на Юлю, Юля работала допоздна, а Ваня старался не вмешиваться в их холодную войну. Он любил жену, но и мать бросить не мог. Тридцать два года прожил с ней, привык к её характеру.
— Ванечка, — сказала мать однажды вечером, — моя подруга Маргарита дочку привезет. Познакомишься с Катей. Хорошая девочка, в университете учится.
— А зачем мне с ней знакомиться? — удивился Ваня.
— Просто так, пообщаешься. Она стихи пишет, начитанная. А то ты только с Юлькой своей и разговариваешь, а она кроме работы ничего не знает.
Ваня пожал плечами. Подруга так подруга. Мать часто кого-то приводила в гости.
Катя оказалась миловидной девушкой лет двадцати трех. Длинные темные волосы, большие серые глаза, застенчивая улыбка. Стихи читала красиво, голос мелодичный. Юля как раз задерживалась на работе — отчеты срочные.
— Давайте праздник устроим! — предложила Антонина Васильевна. — Гости в доме, а мы как чужие сидим. Ванечка, у тебя же есть то хорошее вино, что ты мне на день рождения подарил.
Ваня кивнул. Вино действительно было — дорогое, французское. Покупал для особого случая, но мать права, гостья в доме.
Антонина Васильевна накрыла стол, Катя помогала. Тихая, воспитанная девочка. Рассказывала про учебу, про литературу. Ваня слушал, пил вино. Оно оказалось крепче, чем он привык — обычно только пиво по выходным.
— Катенька, еще стихотворение прочитай! — просила мать, все подливая и подливая в бокалы.
У Вани начала кружиться голова. Давно он так не пил. А тут и усталость навалилась, и вино…
— Мне плохо, — пробормотал он.
— Ой, Ванечка, — забеспокоилась мать. — Я в аптеку сбегаю, лекарство куплю. Катя, ты посиди с ним, ладно? Проследи, чтобы не упал.
И убежала. Ваня слышал, как хлопнула входная дверь.
Катя подсела ближе, положила руку на лоб.
— Температуры нет. Может, прилечь надо?
Помогла дойти до спальни. Ваня рухнул на кровать, комната плыла перед глазами. Катя что-то говорила, но слова доходили как через вату. Потом чьи-то мягкие руки легли на лицо, пахнуло незнакомыми духами…
Дальше провал.
Прошёл месяц
Ваня похудел, осунулся, стал пить. Не сильно, но каждый вечер — чтобы забыться, чтобы не думать. Мать сначала радовалась, потом забеспокоилась.
— Ванечка, что с тобой? — спрашивала она. — Ты же хотел от неё избавиться!
— Я не хотел, — отвечал он тихо. — Это ты хотела.
И однажды утром собрал вещи.
— Куда ты? — Антонина Васильевна преградила ему дорогу.
— Съезжаю.
— Как съезжаю? А я?
— А ты останешься здесь. Одна. Как хотела.
— Ванечка! — мать схватила его за рукав. — Ты же сын, не бросишь меня? Я же мать твоя!
Ваня осторожно высвободился.
— Мать, — сказал он, — мать бы так не поступила со своим ребенком.
И ушел. В съемную однушку на другом конце города. Подальше от материнской любви и материнских планов на его счастье.
Юлю он так и не нашел. Знакомые говорили, что она уволилась и уехала. Куда — никто не знал.
Прошло полгода
Ваня работал, снимал квартиру, изредка встречался с друзьями. Не пил больше, занялся спортом. Пытался строить новую жизнь, но каждое утро просыпался с мыслью о Юле.
Мать звонила каждую неделю. Сначала требовала вернуться, потом начала жаловаться на здоровье, на одиночество. Ваня слушал молча и клал трубку.
— Ванечка, я же болею! — всхлипывала она в очередной раз. — У меня давление скачет, сердце болит. Вчера скорую вызывала!
— К врачу сходи, — коротко отвечал он.
— Какой врач? Мне внимание нужно, забота! Ты же сын мой единственный!
Но Ваня помнил тот взгляд Юли в дверях спальни. Помнил, как она собирала вещи, не сказав ни слова. Помнил материнскую довольную улыбку утром после той ночи.
А потом случилось то, чего он не ожидал.
Шёл он как-то с работы, усталый, думал о своём. И вдруг увидел знакомую фигуру у автобусной остановки. Юля. Она похудела, постриглась коротко, но он узнал бы её из тысячи.
Сердце забилось так, что в ушах зашумело. Ваня бросился через дорогу, не глядя на светофор. Машины тормозили, сигналили, но он не слышал.
— Юля! — крикнул он.
Она обернулась. На секунду в её глазах мелькнуло что-то… тепло? Или ему показалось?
— Привет, Ваня, — тихо сказала она.
— Юлька… — он хотел обнять её, но она отступила.
— Не надо.
Они стояли молча. Люди обходили их, автобусы приезжали и уезжали. А они молчали.
— Я всё понял, — наконец выдавил Ваня. — Мать… она всё подстроила. Катю подговорила, меня напоила. Я ничего не помню из той ночи, честное слово.
Юля кивнула.
— Я знаю.
— Знаешь? — он не понял.
— Катя мне потом написала. Рассказала всё. Как твоя мать её уговаривала, обещала денег дать. Как велела дождаться, пока ты заснёшь, и лечь рядом. Сказала — для фотографии нужно, чтобы жену выжить.
Ваня почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Фотографии?
— Твоя мать всё снимала на телефон. Потом угрожала Кате показать снимки её жениху, если та кому расскажет правду.
— Господи… — Ваня схватился за голову. — Юля, я не знал! Я думал…
— Я знаю, что ты думал. И знаю, что ты не виноват. — Юля посмотрела на него внимательно. — Но это ничего не меняет.
— Почему? — он не понимал. — Если ты знаешь, что я не виноват, то почему…
— Потому что ты выбрал её.
— Кого её?
— Мать свою. Когда она годами измывалась надо мной, ты молчал. Когда она меня унижала, ты говорил — не обращай внимания. Когда она строила планы, как меня выжить, ты не видел. Или не хотел видеть.
Юля говорила спокойно, без злости. И это было страшнее крика.
— Я думал, вы сами разберётесь, — пробормотал Ваня.
— Мы и разобрались. Она выиграла. — Юля взглянула на подъезжающий автобус. — Мне пора.
— Постой! — Ваня схватил её за руку. — А что теперь? Мы что, чужие?
— Не чужие. Но и не муж с женой. — Она освободилась. — Ты хороший человек, Ваня. Но ты слабый. А мне нужен тот, кто меня защитит. От всех. Даже от собственной матери.
Автобус остановился. Юля направилась к двери.
— Юля! — крикнул он в последний раз. — Я ушёл от неё! Живу отдельно!
Она обернулась на ступеньках.
— Слишком поздно, — сказала тихо. — На семь лет слишком поздно.
Автобус увёз её. А Ваня стоял на остановке и понимал: мать не просто разрушила его брак. Она разрушила его самого.
Вечером он набрал материн номер.
— Ванечка! — она обрадовалась. — Ты передумал? Домой вернёшься?
— Нет, мать. Никогда не вернусь.
— Но почему? Я же объяснила, я добра тебе хотела…
— Ты фотографии делала, — тихо сказал он. — Той ночи. Катя всё рассказала Юле.
Молчание. Потом материн голос, уже не такой уверенный:
— Ванечка… это было необходимо. Для доказательств…
— Для шантажа, — поправил он. — Ты Катю шантажировала этими снимками.
— Я… я не думала, что так обернётся…
— Ты думала. Ты всё продумала. Только одного не учла.
— Чего?
— Что потеряешь меня тоже.
Он положил трубку и выключил телефон.
Через год Ваня женился. На хорошей девушке, доброй. Лидой звали. Работала медсестрой, любила готовить, мечтала о детях. Всё, как мать хотела.
Но он её маме не представил. И на свадьбу не позвал.
Антонина Васильевна узнала об этом от соседки. Примчалась к нему на квартиру, стучала в дверь, кричала:
— Ванечка! Открой! Я же мать! Как ты мог жениться без меня?
Он не открыл. И больше она его не видела.
Лида спрашивала иногда:
— А что с твоей мамой? Почему мы к ней не ездим?
— У меня нет мамы, — отвечал Ваня. — Была когда-то. Да сама себя похоронила.
А Антонина Васильевна жила в большой пустой квартире и не понимала, за что её так наказали. Ведь она же добра хотела. Ведь она же любила сына.
Только поздно поняла простую истину: любовь без уважения — это не любовь. Это собственность. А люди не вещи. Их нельзя присваивать.
Но понимание пришло слишком поздно. Когда исправить уже было нечего.