
— Ещё бутылочку «Мартини», милый, — томно протянула Ольга Леонтьевна, поправляя золотистые локоны и бросая на зятя взгляд полный ожидания. — И тот божественный торт с малиной, что мы видели у соседнего столика.
«Милый». Как же фальшиво это звучало из её уст, накрашенных помадой цвета спелой вишни. Илья сжал кулаки под столом. Десять лет. Десять лет он терпел эти театральные представления, эти бесконечные просьбы о помощи, которые на деле оборачивались самым настоящим вымогательством.
— Мам, может, хватит? — тихо прошептала София, но её голос потерялся в громком смехе Вани, который уже третий час развлекал компанию анекдотами сомнительного содержания.
Владимир Сергеевич молчал, методично поглощая третью порцию говядины по-строгановски. Его массивная фигура в дорогом костюме источала уверенность человека, привыкшего, что за него всё оплатят. Седые виски придавали ему солидности, но Илья видел в его глазах ту же алчность, что и у остальных членов этого семейства.
«Семейство». Какое горькое слово. Илья мысленно усмехнулся. Стая — вот более точное определение. Стая, которая учуяла слабость и теперь методично обгладывает кости.
— Сонечка, ты такая бледная, — вдруг встрепенулась Ольга Леонтьевна, переводя взгляд на дочь. — Небось, этот твой Илюша опять экономит на продуктах? Мужчина должен обеспечивать семью, а не считать каждую копейку!
София вздрогнула, словно её ударили. Илья видел, как по её лицу скользнула тень боли. Она знала. Конечно, знала, сколько он тратит на её родителей. Знала, что его последняя премия ушла на новую шубу для мамочки. Знала, что они живут впроголодь, потому что Ваня «срочно» нуждался в деньгах на очередную бизнес-идею.
— Кстати, об обеспечении, — Ваня отложил вилку и впился взглядом в Илью. — У меня тут одно дельце намечается. Небольшой стартап, можно сказать. Нужно всего-то пятьдесят тысяч на раскрутку.
Пятьдесят тысяч. Илья медленно отпил глоток воды, стараясь не выдать своих эмоций. Это была их с Софией заначка на отпуск. Первый отпуск за три года.
— Ваня, сейчас не время… — начала София, но брат перебил её жестом.
— Время-то как раз есть! — он расплылся в улыбке. — Илюша же у нас успешный бизнесмен. Что ему пятьдесят тысяч? Семья — святое дело.
«Святое дело». Илья поднял глаза и встретился взглядом с Ольгой Леонтьевной. В её глазах читалось торжество. Она была уверена в победе. Как всегда.
— А ты, дорогой, не забудь про мою просьбу, — она наклонилась к нему через стол, источая приторный аромат французских духов. — Владимиру Сергеевичу нужны деньги на лечение. Сердце, знаешь ли, шалит.
Владимир Сергеевич при упоминании о сердце даже не поморщился. Продолжал жевать, изредка кивая головой в такт музыке. Какое там сердце? Единственное, что у него болело — это кошелёк, когда приходилось тратить собственные деньги.
— Сколько? — тихо спросил Илья.
— Всего-то тысяч двести. На обследование в частной клинике, — Ольга Леонтьевна говорила так, словно речь шла о покупке хлеба.
Двести тысяч. Плюс пятьдесят Ване. Плюс счёт в ресторане, который уже превышал его месячную зарплату. Илья почувствовал, как что-то холодное и острое поднимается в груди.
— Папа, может, сходим завтра к доктору Петрову? — робко предложила София. — Он хороший кардиолог, и цены у него приемлемые…
— Доктор Петров? — фыркнула Ольга Леонтьевна. — Сонечка, мы не нищие какие-то. Владимиру Сергеевичу нужно лечиться у лучших специалистов.
«У лучших специалистов». За чужие деньги, разумеется. Илья вспомнил, как год назад у него самого были проблемы со спиной. Как он месяцами откладывал поход к врачу, потому что все деньги уходили на «неотложные нужды» семьи Софии.
— Илюша, ты что-то молчишь, — Ваня хлопнул его по плечу с фальшивой дружелюбностью. — Или проблемы с деньгами? Не может быть! Ты же говорил, что дела идут в гору.
Дела. Какая ирония. Дела действительно шли в гору — в гору долгов и бессонных ночей. Каждый месяц он как проклятый работал сверхурочно, чтобы обеспечить не только свою семью, но и эту прожорливую родню.
— Официант! — Владимир Сергеевич наконец заговорил, подняв руку. — Ещё порцию икры. И коньяк. Самый дорогой.
Илья проследил взглядом за официантом, который поспешно кивнул и направился к барной стойке. Красная роза в его петлице теперь казалась не каплей крови, а сигналом тревоги.
— Знаешь, дорогой, — Ольга Леонтьевна положила свою холёную руку на его запястье, — мы так благодарны тебе за всё. Ты для нас как сын родной.
«Как сын родной». Эти слова резанули хуже ножа. Сына они бы так не обирали. Сына они бы пожалели.
София сидела молча, крутила в руках салфетку. Её лицо было бледным, а глаза полны невысказанной вины. Она понимала. Понимала, но не могла — или не хотела — ничего изменить.
— А помнишь, Сонечка, — вдруг заговорила Ольга Леонтьевна, — как мы с папой мечтали о внуках? Время-то идёт, а вы всё откладываете да откладываете.
Внуки. Илья почти рассмеялся. На какие деньги заводить детей, если всё уходит на содержание взрослых паразитов?
— Мам, пожалуйста… — София покраснела.
— Что «пожалуйста»? — Ольга Леонтьевна изобразила обиду. — Я же не зря спрашиваю. Квартира у вас маленькая, денег на няню может не хватить. Но мы поможем! Я же не работаю, могу сидеть с ребёнком.
«Не работаю». Вот оно, наконец-то прозвучало вслух. Ольга Леонтьевна, здоровая женщина пятидесяти семи лет, принципиально не работала. Зачем, если есть такой замечательный зять?
— А я могу дядей хорошим быть, — подхватил Ваня. — Только вот денег на подарки племяннику может не хватить…
Намёк был тонок, как кирпич по голове. Илья чувствовал, как ярость медленно закипает в венах. Они уже планировали, как обирать его будущих детей.
— Счёт, пожалуйста, — позвал он официанта.
Молодой человек с красной розой приблизился с кожаной папкой. Илья открыл её и на секунду перестал дышать. Сумма была астрономической. Больше, чем он тратил на еду за три месяца.
— Ой, как дорого-то! — Ольга Леонтьевна заглянула через его плечо. — Ну ничего, мы же не каждый день так отдыхаем.
«Мы». Она сказала «мы», но руки к кошельку не потянула. Как и остальные. Они сидели, довольные и сытые, и ждали, когда Илья, как всегда, расплатится за их удовольствия.
— Илюша, ты не переживай, — Владимир Сергеевич милостиво кивнул. — В следующий раз я угощу.
«В следующий раз». Следующего раза не будет. Никогда.
Илья достал кредитную карту. Последние деньги на счету. Деньги, которые они с Софией копили на новый холодильник. Старый уже третий месяц работал через раз.
— А может, наличными? — вдруг спросил Ваня. — А то с карты комиссия большая.
Комиссия. Они думали даже об этом. О том, как сэкономить его деньги. Не свои — его.
— У меня нет наличных, — сухо ответил Илья.
— Ой, а я думала, ты всегда с собой носишь… — Ольга Леонтьевна изобразила разочарование. — Ну ладно, не страшно.
Илья приложил карту к терминалу. Операция прошла. Его последние деньги превратились в их сытость и довольство.
— Спасибо, дорогой! — Ольга Леонтьевна чмокнула его в щёку. — Ты у нас золотой!
Золотой. Золотая жила, которую они методично разрабатывали все эти годы.
Они вышли из ресторана в прохладный вечерний воздух. Ольга Леонтьевна куталась в новую норковую шубу, Владимир Сергеевич раскуривал дорогую сигару, Ваня что-то оживлённо рассказывал в телефон о своих планах на завтра.
— Илюша, — Ольга Леонтьевна догнала его у машины, — ты не забыл про нашу просьбу? Деньги Владимиру Сергеевичу очень нужны. Завтра же.
Завтра. Она даже дня не дала на размышления.
— И мне тоже, — подошёл Ваня. — Стартап ждать не будет.
Илья посмотрел на Софию. Она стояла в стороне, обхватив себя руками. В свете фонаря её лицо казалось изможденным.
— Садись в машину, — тихо сказал он жене.
— А как же деньги? — не отставала Ольга Леонтьевна.
Илья медленно повернулся к ней. В этот момент что-то окончательно щёлкнуло в его голове. И он вспомнил про все унижения, вымогательство и фальшивые улыбки.
— Знайте, я никогда больше не стану для вас спонсором — произнёс он тихо.
Тишина. Даже Ваня прекратил разговор по телефону.
— Что ты сказал? — Ольга Леонтьевна выпрямилась, её голос дрожал от возмущения.
— Ты прекрасно слышала, — Илья открыл дверь машины. — Представление окончено.
— Да как ты смеешь! — взорвался Владимир Сергеевич. — Мы же семья!
— Семья? — Илья усмехнулся. — Семья — это когда люди заботятся друг о друге. А вы — обычные паразиты.
София ахнула. Ваня выронил телефон.
— Десять лет, — продолжал Илья, — десять лет я содержал вас всех. Оплачивал ваши прихоти, ваши «неотложные нужды», ваши развлечения. А что получал взамен? Презрение и новые требования.
— Илья, успокойся… — София попыталась его остановить, но он уже не мог молчать.
— Успокоиться? — он повернулся к жене. — София, я работаю по шестнадцать часов в сутки. У нас нет денег на отпуск, на новую мебель, на собственных детей. А почему? Потому что твоя мамочка не может жить без норковых шуб и ресторанов!
— Ты забываешься! — прошипела Ольга Леонтьевна. — Я мать твоей жены!
— И что? — Илья сделал шаг к ней. — Это даёт тебе право меня грабить? Ты здоровая женщина, ты можешь работать. Но зачем, если есть дурак, который всё оплатит?
— Да как ты смеешь так разговаривать с матерью! — закричал Владимир Сергеевич.
— А как ты разговариваешь с тем, кто тебе денег дает? Этот костюм куплен на мои деньги! — он указал на дорогой костюм тестя. — Эта сигара — мои деньги. Твоё лечение, которого, кстати, никогда не было — тоже мои деньги.
— Ты… ты обвиняешь меня во лжи? — Владимир Сергеевич покраснел.
— Я обвиняю тебя в том, что ты вор, — спокойно ответил Илья. — Все вы воры.
София заплакала. Тихо, безнадёжно.
— И ты, Ваня, — Илья повернулся к шурину, — со своими бесконечными стартапами. Сколько раз ты просил денег на «верное дело»? Десять? Двадцать? И где результат?
— Бизнес — дело рискованное… — начал было Ваня, но Илья перебил его.
— Бизнес на чужие деньги — это не бизнес. Это мошенничество.
— Илья, хватит, — София схватила его за руку. — Это моя семья.
— Твоя семья меня уничтожает, — он посмотрел ей в глаза. — И тебя тоже. Посмотри на себя, София. Когда ты в последний раз покупала себе что-то? Когда мы в последний раз были в кино? В театре? Просто вдвоём?
Она молчала, потому что ответ был очевиден.
— А знаешь почему? — продолжал Илья. — Потому что все наши деньги уходят на содержание этих… людей, которые даже спасибо сказать не могут.
— Мы всегда благодарили! — возмутилась Ольга Леонтьевна.
— Словами, — кивнул Илья. — Пустыми словами. А потом сразу просили ещё.
Он сел в машину и завёл двигатель.
— София, садись. Мы уезжаем.
— А как же мы домой доберёмся? — растерянно спросил Ваня.
— Так же, как добирались до того, как я появился в вашей жизни, — Илья захлопнул дверь.
София села рядом молча. Они ехали в тишине первые десять минут.
— Ты не увидишь их больше никогда, — наконец сказала она.
— Хорошо, может, и жизнь тогда наладится — ответил Илья.
— Но это моя семья…
— А я кто? — он остановил машину у светофора и посмотрел на неё. — Я тебе кто, София?
Она долго молчала.
— Муж, — тихо сказала она.
— Тогда выбирай, — Илья снова тронулся с места. — Или они, или я. Третьего не дано.
Дома они долго сидели на кухне за чашкой чая. София плакала, Илья молчал.
— Они меня возненавидят, — прошептала она.
— Они тебя и так не любят, — ответил он. — Для них ты просто способ добраться до моих денег.
— Это жестоко.
— Но правда.
Она подняла на него заплаканные глаза.
— А что, если ты ошибаешься? Что, если они действительно меня любят?
Илья взял её руку.
— Тогда они поймут и простят. Настоящая любовь не требует жертв от других людей.
София кивнула. Медленно, но кивнула.
— Завтра я им скажу, — прошептала она.
— Мы им скажем, — поправил Илья. — Мы — семья. И семья должна быть вместе.
Он обнял её, и впервые за многие годы почувствовал, что дышит полной грудью. Представление действительно закончилось. И началась настоящая жизнь.
Утро встретило их звонком телефона. Семь утра, суббота. Илья сразу понял, кто звонит.
— Не бери, — прошептала София, но он уже тянулся к трубке.
— Илюша, дорогой! — голос Ольги Леонтьевны звучал приторно-сладко, словно вчерашнего скандала не было. — Я тут подумала ночью… Может, мы не так поняли друг друга?
— Мы поняли друг друга прекрасно, — ответил Илья.
— Ну что ты, милый! — она засмеялась деланным смехом. — Конечно, ты устал, работаешь много. Но семья есть семья. Владимиру Сергеевичу действительно нужны деньги на обследование…
— Пусть идёт работать, — перебил Илья. — В пятьдесят девять лет мужчина вполне может найти работу.
В трубке повисла тишина.
— Илья, ты меня пугаешь, — голос Ольги Леонтьевны стал холодным. — Неужели ты откажешь больному человеку в помощи?
— Больной человек вчера съел три порции говядины и выпил полбутылки коньяка, — сухо заметил Илья. — Удивительно крепкое сердце для умирающего.
— Ты циник!
— Я реалист. И ещё — я больше не банкомат для вашей семьи.
Он положил трубку. Через минуту телефон зазвонил снова.
— Алло, Илюша? — на этот раз звонил Ваня. — Слушай, давай без обид, а? Мужик мужику. Ты вчера погорячился, это понятно. У каждого нервы иногда сдают.
— Мои нервы в порядке, — ответил Илья.
— Ну и отлично! Значит, с деньгами для стартапа без проблем? Я уже договорился с инвесторами на встречу. Нужно показать, что у нас есть начальный капитал.
— Ваня, ты меня не услышал вчера?
— Да ладно, брат! Все семьи ругаются. Главное — мириться уметь. Ты же не хочешь, чтобы Сонька из-за тебя с родителями поссорилась?
Вот оно. Классический шантаж. Илья почувствовал, как старая ярость шевелится в груди.
— Ваня, послушай меня внимательно, — он говорил медленно, чеканя каждое слово. — Денег не будет. Никогда. Ни тебе, ни родителям. Ни рубля.
— Ты серьёзно? — голос Вани изменился.
— Абсолютно.
— Но ведь мы семья…
— Нет, — Илья посмотрел на Софию, которая сидела рядом, крепко сжав руки. — Семья — это я и София. А вы — просто её родственники.
Ваня выругался и бросил трубку. Через полчаса позвонила Ольга Леонтьевна.
— Я с тобой ещё не закончила, — процедила она. — Ты забыл, что София моя дочь? Она мне всю жизнь обязана!
— Чем именно? — спросил Илья.
— Как чем? Я её родила, воспитала…
— Воспитала? — Илья усмехнулся. — Научила выклянчивать деньги у мужа? Отличное воспитание.
— Да как ты смеешь! Я требую, чтобы София немедленно приехала ко мне!
— Требуй, — Илья протянул трубку жене. — Твоя мать хочет с тобой поговорить.
София долго смотрела на телефон. Потом медленно взяла трубку.
— Мама?
— Сонечка, родная! — голос Ольги Леонтьевны мгновенно стал мягким. — Что с тобой делает этот человек? Он же тебя настраивает против родной семьи!
— Мама, я…
— Приезжай сейчас же! Мы всё обсудим спокойно. Без этого… — она не произнесла имя Ильи, но интонация говорила всё.
София закрыла глаза.
— Нет, мама.
— Что — нет?
— Я не приеду. Илья прав. Мы не можем больше вас содержать.
В трубке стало тихо. Потом Ольга Леонтьевна заговорила совсем другим голосом — жёстким, злым:
— Ах, вот как! Предала родную мать ради этого скряги! Ну и катись к чёрту! Только не вздумай потом приползать на коленях!
— Мама…
— Никакая ты мне не дочь! — заорала Ольга Леонтьевна. — Дочь мать в беде не бросит!
— Какая беда, мама? — тихо спросила София. — Вы здоровы, вы можете работать…
— Работать? В мои-то годы? Да ты с ума сошла! Я всю жизнь тебя растила, а теперь должна в шестьдесят лет идти мыть полы?
— Маме шестьдесят лет? — удивился Илья. — Всегда говорила, что пятьдесят семь.
София печально улыбнулась.
— Мама, тебе пятьдесят девять. И многие в твоём возрасте работают.
— Значит, решила! — Ольга Леонтьевна совсем озверела. — Тогда знай: ты для меня умерла! И этот твой урод тоже! Чтоб ноги вашей в моём доме не было!
Она швырнула трубку. София сидела неподвижно, телефон всё ещё в руке.
— Больно? — тихо спросил Илья.
— Да, — она кивнула. — Но не так, как я думала. Странно… Я всегда боялась их потерять. А теперь понимаю, что терять нечего.
— Они могут передумать, — предположил Илья.
— Не передумают, — София покачала головой. — Мама не умеет прощать. Помню, как она три года не разговаривала с соседкой из-за того, что та не дала ей денег в долг.
Они просидели в молчании ещё минут десять. Потом София встала.
— Знаешь, чего мне хочется?
— Чего?
— Приготовить завтрак. Настоящий. С блинчиками и свежими ягодами. Мы давно не завтракали вместе.
Илья обнял её.
— Отличная идея.
Прошёл месяц
Илья с удивлением обнаружил, что у них появились деньги. Не богатство, но достаток. Они купили новый холодильник, София записалась на курсы английского, о которых мечтала годами.
— Представляешь, — сказала она однажды вечером, — я подсчитала. За десять лет мы потратили на моих родителей почти два миллиона рублей.
— Два миллиона? — Илья присвистнул.
— Я записывала все траты последние два года. И экстраполировала на весь период. Получается, мы могли бы купить трёхкомнатную квартиру.
Они переглянулись и рассмеялись. Горько, но искренне.
— Ничего, — Илья взял её за руку. — Зато теперь мы знаем цену свободы.
В выходные они впервые за годы поехали за город. Просто так, без повода. Ходили по лесу, собирали грибы, разговаривали. София рассказывала о своём детстве, о том, как родители всегда ставили её в пример другим детям, но дома постоянно упрекали в неблагодарности.
— Я думала, что любовь — это когда тебе все должны, — призналась она. — Мама всегда говорила: «Ты мне всю жизнь обязана». И я верила.
— А теперь?
— Теперь понимаю: любовь — это когда ты готов отдавать, не требуя ничего взамен. Как ты все эти годы.
Илья остановился и обнял её посреди тропинки.
— Я тебя люблю, София. Тебя, а не твою семью.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она. — И я выбираю тебя. Окончательно.
Через полгода Ольга Леонтьевна позвонила снова. Голос её звучал уставшим.
— София? Это мама.
— Мама, — София сжала трубку. — Как дела?
— Плохо, — Ольга Леонтьевна не стала лукавить. — Владимир Сергеевич устроился охранником. Представляешь? В его возрасте! А я… я работаю уборщицей в офисе.
София молчала.
— Мы поняли, — продолжала мать. — Поняли, что были не правы. Может, встретимся? Поговорим?
— Зачем? — спросила София.
— Я скучаю по тебе. Правда. Не по деньгам — по тебе.
София посмотрела на Илью. Он пожал плечами: решай сама.
— Хорошо, — сказала она. — Но только мы. Ты и я. В кафе. И никаких разговоров о деньгах.
— Договорились, — быстро согласилась Ольга Леонтьевна.
Они встретились в маленьком кафе рядом с домом Софии. Ольга Леонтьевна выглядела старше и усталее. Дорогая одежда сменилась простым костюмом, маникюр — коротко подстриженными ногтями.
— Ты похудела, — заметила она, глядя на дочь.
— Я счастлива, — ответила София.
— Даже без нас?
— Особенно без вас.
Ольга Леонтьевна поморщилась, но не возразила.
— Знаешь, — сказала она, помешивая кофе, — работать оказалось не так страшно. Я встала в шесть утра, пришла в офис, вымыла полы. И никто не орал на меня, не требовал денег. Просто сделала работу и получила зарплату.
— И?
— И подумала: а что я делала все эти годы? Сидела дома, требовала от дочери деньги. Какая я была дура.
София отпила глоток чая.
— Мам, а ты помнишь, как мы с Ваней были маленькими? Ты читала нам сказки?
— Помню, — улыбнулась Ольга Леонтьевна. — Ты любила «Золушку».
— Да. И я всегда думала: когда вырасту, буду как добрая фея. Всем помогать, всех спасать.
— И помогала. Нам.
— Но вы не были Золушкой, мама. Вы были мачехой.
Ольга Леонтьевна вздрогнула.
— Это жестоко.
— Но честно.
Они сидели в тишине несколько минут.
— Можно я буду иногда звонить? — спросила Ольга Леонтьевна. — Просто поговорить. О жизни, о работе… Не о деньгах.
— Можно, — кивнула София. — Но если хоть раз попросишь денег…
— Не попрошу, — быстро сказала мать. — Обещаю.
— Посмотрим.
Они расстались сдержанно. Ольга Леонтьевна хотела обнять дочь, но София отстранилась.
— Рано ещё, мама. Доверие нужно заслужить.
— Понимаю, — кивнула Ольга Леонтьевна. — Я постараюсь.
Прошёл ещё год
Ольга Леонтьевна действительно не просила денег. Звонила раз в неделю, рассказывала о работе, о том, как Владимир Сергеевич получил повышение. Ваня уехал в другой город, устроился менеджером в небольшую компанию.
— Знаешь, — сказала она Софии во время очередного звонка, — я раньше думала, что мир мне что-то должен. Что все вокруг обязаны меня содержать. А теперь понимаю: каждый сам отвечает за свою жизнь.
— Это хорошо, мама.
— София, а можно вопрос? Ты меня простила?
София долго молчала.
— Я тебя понимаю, мама. Но простить… это не значит забыть. И не значит всё вернуть как было.
— Я понимаю.
— Мы можем общаться. Но по-новому. Как взрослые люди, которые уважают друг друга.
— Я согласна, — сказала Ольга Леонтьевна. — Это лучше, чем ничего.
Вечером того же дня Илья и София сидели на кухне. Он читал книгу, она вязала. Обычный, спокойный вечер.
— Ты знаешь, — сказала София, — я иногда думаю: а что, если бы ты тогда не взорвался? Если бы продолжал всё терпеть?
— Я бы сломался, — ответил Илья, не поднимая глаз от книги. — Рано или поздно, но сломался бы.
— А я бы потеряла тебя.
— Возможно.
— Тогда получается, что ты спас нашу семью.
— Нет, — Илья поднял на неё глаза. — Я просто перестал быть трусом.
София отложила вязание и подошла к нему.
— Спасибо, — сказала она, обнимая его. — За то, что научил меня говорить «нет».
— Это самое важное слово в жизни, — ответил Илья. — Пока не научишься говорить «нет» чужим желаниям, не сможешь сказать «да» своим.
— Мудро.
— Дорого купленная мудрость.
София засмеялась.
— Зато теперь мы знаем, что такое настоящая семья.
— Да, — Илья поцеловал её. — Теперь знаем