Надежда открыла окно и глубоко вдохнула свежий весенний воздух. Рассвет только начинал окрашивать горизонт, когда зазвонил телефон. На экране высветилось имя, которое она не видела уже много лет: Татьяна, сестра.
— Надя, это я… — голос на другом конце звучал неуверенно, с лёгкой хрипотцой.
— Таня? — Надежда прижала телефон к уху, невольно выпрямив спину. — Неужели это правда ты?
— Да, это я. Прости за ранний звонок, но мне нужно тебе кое-что сказать.
Надежда присела на край подоконника, напряжённо вглядываясь в рассветное небо.
— Говори, я слушаю.
— Я возвращаюсь домой. Уже сегодня вечером буду в городе, — Татьяна сделала паузу. — Отец очень плох, Надя. Мама позвонила мне вчера.
Надежда сжала губы и на мгновение прикрыла глаза.
— Пятнадцать лет, Таня. Пятнадцать лет тебя не было, и ты решила вернуться именно сейчас?
— Я должна, понимаешь? Это отец, каким бы он ни был.
Надежда почувствовала, как внутри поднимается волна горечи.
— Хорошо. Я встречу тебя на автовокзале. Во сколько прибывает твой автобус?
— В семь вечера. Спасибо, Надя, — в голосе Татьяны промелькнула благодарность.
— Не стоит, — сухо ответила Надежда. — Ты ведь моя сестра.
Положив телефон, она медленно закрыла окно. Пятнадцать лет назад Татьяна исчезла из их жизни без объяснений, оставив после себя только короткую записку о том, что ей нужно начать всё заново. А теперь возвращается, когда отец при последнем издыхании.
Весь день Надежда провела как в тумане. Она механически выполняла привычные дела, но мысли постоянно возвращались к предстоящей встрече. Что она скажет Татьяне? Что чувствует? Обида, которую она носила в себе все эти годы, никуда не делась, но к ней примешивалось что-то ещё. Тревога? Страх? Надежда сама не могла понять.
Когда стрелки часов показали шесть тридцать, она села в старенькую машину и поехала на автовокзал. Город почти не изменился за эти годы — те же улицы, те же дома, разве что стали они ещё более обветшалыми. Надежда припарковалась возле автовокзала и вышла на морозный воздух.
Автобус прибыл точно по расписанию. Надежда сразу узнала сестру среди вышедших пассажиров. Татьяна выглядела почти так же, как и пятнадцать лет назад, разве что волосы стали короче, а в глазах появилась какая-то новая глубина.
— Здравствуй, — Татьяна подошла, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
— Здравствуй, — ответила Надежда, не сделав ни шага навстречу.
Они стояли несколько секунд, словно оценивая друг друга, а затем Надежда молча взяла чемодан сестры и направилась к машине.
— Как отец? — спросила Татьяна, когда они выехали с территории автовокзала.
— Плохо, — коротко ответила Надежда. — Врачи говорят, что осталось недолго.
Татьяна кивнула и отвернулась к окну.
— А мама?
— Мама… держится. Ты же знаешь, она всегда была сильной.
Остаток пути они провели в молчании. Когда машина подъехала к знакомому двухэтажному дому, Татьяна невольно задержала дыхание. Дом казался меньше, чем в её воспоминаниях, а деревянный забор сильно покосился. На крыльце стояла мать, маленькая фигурка на фоне вечернего неба.
— Приехали, — сказала Надежда, глуша мотор.
Татьяна медленно вышла из машины, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Мать не бросилась к ней, не обняла. Она просто стояла и смотрела, и в её взгляде Татьяна не могла прочесть ни радости, ни гнева — только усталость.
— Здравствуй, мама, — тихо произнесла Татьяна, поднимаясь по ступенькам.
— Проходи в дом, — ответила мать, повернувшись и открыв дверь.
Переступив порог, Татьяна почувствовала, как её накрывает волной воспоминаний. Запах дома, скрип половиц, тиканье старых часов — всё было таким знакомым, словно она уезжала на день, а не на пятнадцать лет.
— Твоя комната наверху, — сказала Надежда, входя следом. — Я отнесу твои вещи.
— Спасибо, — Татьяна хотела сказать что-то ещё, но слова застряли в горле.
Поднявшись по скрипучей лестнице, она вошла в свою старую комнату. Всё было на прежних местах: книжные полки, стол у окна, кровать с тем самым покрывалом в цветочек. Она провела рукой по столу, подошла к окну и посмотрела на задний двор, где когда-то играла в детстве.
— Ужин через полчаса, — сказала Надежда, оставляя чемодан возле двери. — Отец сейчас спит, ты увидишь его утром.
Когда Надежда вышла, Татьяна опустилась на край кровати и закрыла лицо руками. Она не плакала — просто сидела, пытаясь собраться с мыслями. Зачем она вернулась? Ради отца, который сейчас лежал где-то наверху и, возможно, не дождётся утра? Или из-за чувства вины, которое грызло её все эти годы?
Ужин прошёл в тягостном молчании. Мать почти не поднимала глаз от тарелки, Надежда отвечала односложно, если Татьяна пыталась завести разговор. После ужина мать ушла наверх к отцу, а сёстры остались одни.
— Ты злишься на меня, — сказала Татьяна, не в силах больше выносить этого молчания.
— А чего ты ожидала? — Надежда посмотрела на неё прямо. — Ты исчезла на пятнадцать лет, Таня. Без единого слова о том, куда уезжаешь и почему. Только записка: «Мне нужно начать всё заново».
— Я не могла остаться, — тихо ответила Татьяна.
— Почему? Что такого случилось, что ты не могла даже попрощаться?
Татьяна молчала.
— Впрочем, неважно, — Надежда встала из-за стола. — Ты приехала к отцу, и это главное. Спокойной ночи.
Татьяна долго не могла уснуть. Она лежала на своей старой кровати, слушая ночные звуки дома: шаги матери в коридоре, скрип половиц, тихий шёпот из родительской спальни. Впервые за пятнадцать лет она была дома, и это чувство было странным — словно она вернулась в место, которое знала наизусть, но которое всё равно казалось чужим.
Среди ночи её разбудил звук осторожных шагов в коридоре. Она прислушалась: кто-то ходил по дому, стараясь не шуметь, но в ночной тишине даже самый тихий шаг отдавался эхом. Татьяна посмотрела на часы — было около трёх ночи.
Она встала, накинула на плечи старую кофту и выглянула в коридор. В темноте она различила силуэт матери, которая стояла у двери в спальню отца.
— Ты должен сказать ей, — услышала Татьяна приглушённый голос матери. — Пока не поздно.
Ответ был слишком тихим, чтобы разобрать слова.
— Она имеет право знать, — продолжала мать. — Пятнадцать лет, и ты так и не нашёл в себе силы…
Половица под ногой Татьяны предательски скрипнула. Мать резко обернулась.
— Таня? — её голос звучал напряжённо. — Что ты делаешь?
— Я услышала шаги, — ответила Татьяна. — Что происходит, мама? О чём вы говорили?
Мать долго смотрела на неё, словно решая что-то для себя.
— Утром, — наконец сказала она. — Поговорим утром. Сейчас иди спать.
Утром за завтраком атмосфера была ещё более напряжённой, чем накануне. Мать почти не притронулась к еде, Надежда была молчалива и сосредоточена, а Татьяна не могла перестать думать о ночном разговоре.
— Я хочу увидеть отца, — сказала она, когда завтрак закончился.
— Он ждёт тебя, — ответила мать, и в её голосе Татьяне послышалось что-то странное.
Поднявшись наверх, Татьяна остановилась у двери родительской спальни. Сколько раз в детстве она бежала сюда, услышав кошмар, и отец успокаивал её… Теперь же она ощущала только страх.
Она осторожно постучала и вошла в комнату. Отец лежал на кровати, осунувшийся, бледный, с заострившимися чертами лица. Но глаза, когда он повернул голову к двери, были ясными и живыми.
— Таня, — прошептал он. — Ты приехала.
Татьяна подошла ближе, села на край кровати.
— Здравствуй, папа.
Он протянул руку, и она, помедлив, взяла её в свои ладони. Рука была холодной и лёгкой, совсем не похожей на ту сильную руку, которую она помнила с детства.
— Прости меня, — тихо сказал отец.
— За что?
— За всё. За то, что не был честен с тобой.
Татьяна почувствовала, как внутри всё сжимается.
— О чём ты говоришь?
Отец закрыл глаза, и на мгновение Татьяне показалось, что он заснул. Но затем он снова посмотрел на неё.
— Ты должна знать правду, — произнёс он. — О нас. О Наде.
— Какую правду?
Но отец не успел ответить — дверь открылась, и в комнату вошла мать.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она отцу, но смотрела при этом на Татьяну. — Таня, пойдём, дадим ему поспать.
Выйдя из комнаты, Татьяна остановилась в коридоре.
— Что происходит, мама? Что за правда, о которой говорил отец?
Мать долго молчала, затем вздохнула.
— Не сейчас, Таня. Пожалуйста.
Она ушла, оставив Татьяну одну в коридоре с растущим чувством тревоги.
После обеда, когда мать снова поднялась к отцу, а Надежда ушла в магазин, Татьяна решила исследовать дом. Она спустилась во двор, где когда-то они с Надеждой играли в детстве. Взгляд её упал на старый сарай в углу двора — место, где отец хранил свои инструменты и куда им с сестрой было запрещено ходить.
Татьяна медленно подошла к сараю и толкнула дверь. Внутри было темно и пахло сыростью. Через щели в досках пробивались лучи света, падая на пыльный верстак и старые инструменты. Татьяна провела пальцами по верстаку, вспоминая, как отец часами работал здесь, что-то мастеря, погружённый в свои мысли.
В углу стоял старый деревянный сундук, который она не помнила. Татьяна подошла к нему, осторожно подняла крышку. Внутри лежали старые папки с документами, пожелтевшие от времени. Она достала одну из них и открыла.
Внутри были фотографии. На одной из них — молодой отец, ещё крепкий и сильный, с серьёзным выражением лица. Рядом с ним стояла женщина, которую Татьяна никогда раньше не видела.
Она перевернула фотографию. На обороте карандашом было написано: «Надя, 1982».
Татьяна нахмурилась. Надежда родилась в 1984 году. Кто эта женщина?
Она быстро перебрала другие фотографии. На одной из них та же женщина держала на руках младенца. На обороте: «Моя дочь».
Сердце Татьяны забилось сильнее. Она закрыла папку и вернула её в сундук, затем закрыла крышку. В голове мелькали вопросы, но ответов не было.
Вернувшись в дом, она увидела Надежду, которая раскладывала продукты на кухне.
— Надя, — начала Татьяна, но не знала, как продолжить.
— Да? — Надежда обернулась, и Татьяна заметила в её взгляде настороженность.
— Нам нужно поговорить.
— О чём?
Татьяна глубоко вдохнула.
— Я нашла фотографии в сарае.
Надежда застыла, её руки, держащие пакет, слегка задрожали.
— Какие фотографии?
— Отец и какая-то женщина. На обороте написано: «Надя, 1982». Но ты родилась в 1984, верно?
Лицо Надежды побледнело. Она медленно опустила пакет на стол и села на стул.
— Я думала, ты никогда не узнаешь, — тихо сказала она.
— Не узнаю что?
В этот момент в кухню вошла мать. Она остановилась в дверях, переводя взгляд с одной дочери на другую.
— Что происходит? — спросила она.
— Она нашла фотографии, — сказала Надежда.
Мать тяжело вздохнула и опустилась на стул рядом с Надеждой.
— Рано или поздно это должно было случиться, — произнесла она.
— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — Татьяна чувствовала, как внутри нарастает раздражение.
Мать и Надежда переглянулись, затем мать кивнула.
— Сядь, Таня, — сказала она. — То, что мы тебе расскажем, изменит всё.
Татьяна села напротив них, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле.
— Надя не твоя родная сестра, — сказала мать.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и невозможные.
— Что?
— Твой отец был женат до меня, — продолжила мать. — Его первую жену звали Людмила. Она была матерью Нади.
Татьяна перевела взгляд на Надежду, которая сидела неподвижно, глядя в стол.
— Но… как? Почему вы мне никогда не говорили?
— Потому что мы не хотели, чтобы ты знала правду о своём отце, — тихо ответила мать.
— Какую правду?
Мать замолчала, и Надежда подняла голову.
— Моя мать не просто ушла от нас, — сказала она. — Она исчезла. А твой отец… мой отец… он рассказал всем, что она бросила нас и уехала с другим мужчиной. Но это не было правдой.
— А что было правдой?
Надежда долго смотрела на Татьяну, затем медленно произнесла:
— Я не знаю наверняка. Мне было четыре года. Я помню, как отец вернулся домой вечером. Он был мокрый, весь в грязи. Лицо у него было странное. Он сел за стол и долго сидел, не говоря ни слова. А на следующий день пришли люди и сказали, что моя мама пропала.
Татьяна почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Ты думаешь, что он…
— Я не знаю, — перебила её Надежда. — Никто не знает наверняка. Её так и не нашли.
Татьяна перевела взгляд на мать.
— А ты? Ты тоже думаешь, что отец мог быть причастен к исчезновению её матери?
Мать долго не отвечала, затем тихо сказала:
— Я встретила твоего отца через год после исчезновения Людмилы. Он был один с маленькой дочерью. Я влюбилась в него. Мы поженились. А потом родилась ты.
Она сделала паузу.
— Я никогда не спрашивала его напрямую о том, что случилось с Людмилой. Но были моменты… когда он просыпался среди ночи с криком. Или когда он выпивал и начинал говорить о реке за городом, где часто ловил рыбу. О том, как темна вода и как сильно течение.
Татьяна почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— И вы жили с этим всё это время? — спросила она, глядя на Надежду.
Надежда кивнула.
— А куда мне было идти? Мне было четыре, когда исчезла мама. Пять, когда отец женился на твоей матери. Она стала мне второй мамой. А потом появилась ты, и я полюбила тебя как родную сестру.
— Но ты знала?
— Не сразу. Когда я стала старше, начала вспоминать. Задавать вопросы. Однажды я услышала, как отец и мама ругались, и тогда узнала о подозрениях.
— И ты осталась?
— Да.
— Почему?
Надежда грустно улыбнулась.
— Потому что здесь была ты. И мама. Вы были моей семьёй.
Татьяна откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить всё, что узнала.
— Поэтому я уехала, — сказала она наконец.
Мать и Надежда посмотрели на неё с удивлением.
— Пятнадцать лет назад, — продолжила Татьяна. — Я услышала, как вы с отцом говорили на кухне. Ты сказала: «Что, если Таня узнает правду?» Я не знала, о какой правде шла речь, но потом увидела письмо на столе отца. Оно было от какой-то женщины, которая писала, что знает, что случилось с Людмилой, и что если отец не заплатит, она всё расскажет полиции.
Татьяна сделала паузу, вспоминая тот день.
— Я испугалась. Не понимала, что происходит. И решила уехать, пока не стало слишком поздно. Боялась, что тоже могу оказаться в опасности, если начну задавать вопросы.
Мать побледнела.
— Ты никогда не говорила…
— А как я могла? Если бы я сказала, что знаю о письме, отец бы понял, что я видела его. А я боялась, что если он узнает…
Она не закончила фразу, но все поняли, что она имела в виду.
В кухне повисла тяжёлая тишина. Каждая из них была погружена в свои мысли, пытаясь осмыслить всё, что было сказано.
— И что теперь? — наконец спросила Надежда.
Татьяна посмотрела на неё.
— Я не знаю. Всё это… слишком много для меня.
Она встала из-за стола.
— Мне нужно подумать.
Татьяна вышла во двор и долго бродила по знакомым с детства местам. Сад, где они с Надеждой играли в прятки. Скамейка, на которой отец часто сидел вечерами, куря трубку и глядя на звёзды. Старая яблоня, с которой она однажды упала и сломала руку, а отец нёс её до больницы на руках, потому что машина не заводилась.
Отец. Человек, которого она любила и которым восхищалась. Человек, который, возможно, был способен на страшное преступление.
Когда стемнело, Татьяна вернулась в дом. Мать сидела в гостиной, глядя в окно.
— Отец хочет поговорить с тобой, — сказала она, не оборачиваясь.
Татьяна кивнула и поднялась по лестнице. В комнате отца было темно, только настольная лампа освещала его осунувшееся лицо.
— Таня, — прошептал он, увидев её. — Подойди.
Она подошла и села на край кровати.
— Ты знаешь, — это был не вопрос.
— Да, — ответила она.
Отец закрыл глаза.
— Я должен был сказать тебе раньше.
— О том, что Надя не моя родная сестра?
— Об этом тоже.
Татьяна напряглась.
— А о чём ещё?
Отец открыл глаза и посмотрел на неё.
— О той ночи. Когда исчезла Людмила.
Татьяна ждала, не говоря ни слова.
— Мы поссорились, — начал отец. — Она хотела уйти от меня, забрать Надю. Сказала, что знает о моих изменах. Что не может больше так жить.
Он сделал паузу, переводя дыхание.
— Мы были у реки. Я ловил рыбу, она пришла туда с вещами, чтобы сказать, что уходит. Мы начали спорить. Я был зол. Схватил её за руку, она вырвалась… и упала в воду.
Татьяна почувствовала, как к горлу подступает комок.
— И ты просто… оставил её там?
Отец посмотрел в потолок.
— Я запаниковал. Течение было сильным, её сразу унесло. Я пытался найти её, но не смог. А потом подумал о Наде, о том, что будет с ней, если узнают, что я… что это я…
Он замолчал.
— Ты не пытался спасти её? — спросила Татьяна, чувствуя, как в груди растёт холодная пустота.
— Пытался, — тихо ответил отец. — Но было слишком поздно.
Татьяна встала.
— Ты позволил ей утонуть, а потом солгал всем, что она ушла с другим мужчиной.
— Я не знал, что делать, — голос отца дрожал. — Я боялся потерять Надю. А потом встретил твою маму, и появилась ты… Я хотел начать всё заново, забыть ту ночь.
— Но ты не забыл.
— Нет. Никогда.
Татьяна стояла, глядя на отца, человека, которого она когда-то любила больше всех на свете. Сейчас он казался ей чужим и далёким.
— Ты должна была знать правду, — продолжил отец. — Все эти годы я хотел тебе рассказать, но боялся, что ты возненавидишь меня.
— А что насчёт письма? — спросила Татьяна. — Того, что я видела пятнадцать лет назад?
Отец нахмурился.
— Какого письма?
— От женщины, которая писала, что знает правду о Людмиле и хочет денег за молчание.
Отец долго смотрел на неё, затем покачал головой.
— Я не получал такого письма.
Татьяна почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Но я видела его. На твоём столе.
— Таня, я клянусь, я никогда не получал ничего подобного.
Татьяна отступила на шаг.
— Тогда кто…
Она не закончила фразу, потому что внезапно всё сложилось в её голове. Письмо. Разговор на кухне. Страх матери.
— Мама, — прошептала она. — Это была мама.
Татьяна выбежала из комнаты и спустилась вниз. Мать всё ещё сидела в гостиной, но теперь рядом с ней была Надежда.
— Ты знала, — сказала Татьяна, остановившись в дверях. — Ты всегда знала, что случилось с Людмилой.
Мать медленно подняла голову.
— О чём ты говоришь?
— Письмо, которое я видела пятнадцать лет назад. Отец говорит, что никогда его не получал. Значит, ты его написала.
Надежда перевела взгляд с Татьяны на мать.
— Мама?
Мать долго молчала, затем тяжело вздохнула.
— Я не писала никакого письма, — сказала она наконец. — Но я знала правду о Людмиле. Всегда знала.
Татьяна и Надежда смотрели на неё с одинаковым выражением изумления на лицах.
— Как? — выдохнула Надежда.
Мать поднялась с кресла и подошла к окну. За стеклом темнел двор, едва освещённый уличным фонарём.
— Твой отец не единственный, кто был той ночью у реки, — тихо сказала она. — Я тоже там была.
— Что? — Татьяна сделала шаг вперёд. — Ты была там? Но как…
— Я работала в библиотеке недалеко от того места, — начала мать. — Возвращалась поздно вечером и услышала крики. Подошла ближе и увидела их — мужчину и женщину, спорящих на берегу. Я не знала тогда, кто они такие. А потом она упала в воду, и он…
Мать замолчала, собираясь с силами.
— Он стоял и смотрел, как её уносит течением. Не прыгнул за ней, не позвал на помощь. Просто стоял.
Татьяна почувствовала, как кровь отливает от лица.
— И ты ничего не сделала?
— Я испугалась, — мать повернулась к ним. — Понимаете? Я увидела, как человек фактически позволил другому человеку утонуть. Я боялась, что если он заметит меня, то и со мной случится то же самое.
Она провела рукой по волосам.
— Я спряталась и видела, как он уходит. А потом, когда участок берега опустел, я пошла домой и никому ничего не сказала.
— А потом? — тихо спросила Надежда.
— А потом через несколько месяцев я встретила его на городском празднике. Он был с маленькой девочкой — с тобой, Надя. И представился как Иван Сергеевич, вдовец с дочерью. Сказал, что его жена ушла от него к другому мужчине. И я поняла, что это тот самый человек с берега реки.
Мать обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно.
— Я должна была уйти тогда, сообщить в полицию. Но… он был таким заботливым с дочерью, таким внимательным со мной. И я решила, что, может быть, то, что я видела, было не так, как показалось. Может быть, он действительно пытался её спасти, но не смог. Может быть…
Она покачала головой.
— Я полюбила его. Мы поженились. А потом родилась ты, Таня. И я решила, что прошлое должно остаться в прошлом.
В комнате повисла тяжёлая тишина.
— А письмо? — наконец спросила Татьяна. — То, что я видела?
Мать посмотрела на неё с недоумением.
— Я правда не знаю ни о каком письме, Таня.
Татьяна нахмурилась. Если ни отец, ни мать не писали и не получали писем с шантажом, то откуда оно взялось?
Надежда вдруг резко встала.
— Это была я, — сказала она.
Татьяна и мать одновременно повернулись к ней.
— Что?
— Письмо. Это я его написала, — Надежда говорила быстро, словно боясь, что её прервут. — Я слышала, как вы с отцом говорили на кухне. Ты сказала, что видела то, что случилось с моей матерью. Я хотела знать правду. Хотела заставить отца признаться.
— Но зачем требовать деньги? — спросила Татьяна. — И почему от имени какой-то женщины?
— Потому что я не хотела, чтобы он знал, что это я, — ответила Надежда. — Я боялась. И деньги… я не собиралась их забирать. Просто хотела, чтобы он думал, что кто-то знает правду и может рассказать полиции.
Она повернулась к матери.
— Ты сказала, что меня удочерили официально?
— Да, — ответила мать. — Когда мы с твоим отцом поженились, мы оформили все документы. Ты стала моей дочерью по закону.
— Но не по крови, — тихо сказала Надежда.
— Кровь ничего не значит, — мать подошла к ней и взяла за руки. — Ты моя дочь, Надя. Всегда была и всегда будешь.
Татьяна смотрела на них, чувствуя, как внутри поднимается волна горечи и обиды.
— Почему вы не рассказали мне? — спросила она. — Все эти годы я жила с тайной, которую даже не понимала. Бежала от семьи, боясь того, чего не знала.
— Мы хотели защитить тебя, — ответила мать.
— От чего? От правды?
— От того, чтобы ты не знала, что твой отец… что он…
— Что он мог быть причастен к исчезновению женщины? — Татьяна почувствовала, как злость вытесняет все остальные эмоции. — Вы думали, что лучше держать меня в неведении, чем рассказать правду?
— Мы думали, что так будет лучше, — сказала мать. — Ты была ещё ребёнком, когда всё это случилось.
— А потом? Когда я выросла? Когда я могла понять? Почему не тогда?
Мать не ответила, и в её молчании Татьяна увидела ответ: они боялись. Боялись, что правда разрушит семью, которую они так старательно строили все эти годы.
И в каком-то смысле так оно и произошло. Правда разрушила их семью, только не сегодня, а пятнадцать лет назад, когда Татьяна нашла письмо и решила бежать.
— Где оно? — вдруг спросила она. — Письмо. Оно сохранилось?
Надежда покачала головой.
— Я сожгла его после того, как ты уехала. Боялась, что отец найдёт.
Татьяна кивнула. Конечно, никаких доказательств уже не осталось. Только их слова, их воспоминания, искажённые временем и страхом.
— И что теперь? — спросила Надежда, обращаясь больше к самой себе, чем к ним. — Что нам делать со всем этим?
Татьяна посмотрела на сестру — не родную по крови, но единственную, которую она когда-либо знала. На мать, которая пыталась защитить их обеих, даже если делала это неправильно. На дом, в котором прошло её детство, и который теперь казался полным призраков прошлого.
— Я не знаю, — честно ответила она. — Не уверена, что у нас есть ответы.
В этот момент сверху раздался слабый звук, словно что-то упало. Все трое замерли, прислушиваясь.
— Отец, — прошептала мать и быстро направилась к лестнице.
Татьяна и Надежда последовали за ней. Когда они вошли в спальню отца, он сидел на краю кровати, тяжело дыша.
— Иван, — мать бросилась к нему. — Что ты делаешь? Тебе нельзя вставать!
— Я слышал, — хрипло сказал отец. — Слышал, о чём вы говорили.
Он поднял взгляд на дочерей, стоящих в дверях.
— Я должен сказать вам правду. Всю правду.
Мать покачала головой.
— Не сейчас, тебе нужно отдохнуть.
— Нет, — отец взял её за руку. — Я ждал слишком долго. Больше не могу носить это в себе.
Он посмотрел на Надежду.
— Та ночь у реки, — начал он. — Твоя мать не просто упала в воду. Мы поссорились, да. Она сказала, что уходит от меня и забирает тебя. Я разозлился, схватил её. Она оттолкнула меня, поскользнулась и упала в реку.
Он сделал паузу, переводя дыхание.
— Я хотел спасти её. Правда хотел. Но течение было сильным, её сразу унесло. Я побежал по берегу, пытался найти место, где можно войти в воду, но она… она уже исчезла.
Надежда стояла неподвижно, не говоря ни слова.
— Я испугался, — продолжил отец. — Представил, что меня обвинят в её смерти. Что тебя заберут у меня. И я солгал. Сказал, что она ушла с другим мужчиной. Что бросила нас.
Он повернулся к жене.
— А потом я встретил тебя. И ты была так добра ко мне, к Наде. Я подумал, что мы можем стать семьёй. Настоящей семьёй. Начать всё сначала.
— И ты никогда не говорил полиции правду? — спросила Татьяна.
Отец покачал головой.
— Нет. И это грех, с которым я живу все эти годы.
Надежда наконец сделала шаг вперёд.
— Ты позволил мне думать, что моя мать бросила меня, — её голос дрожал. — Что она не любила меня достаточно, чтобы остаться.
— Я знаю, — тихо ответил отец. — И нет оправдания тому, что я сделал. Я могу только попросить прощения, хотя знаю, что не заслуживаю его.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Каждый из них был погружён в свои мысли, пытаясь осмыслить правду, которая наконец была высказана вслух.
— Что ты собираешься делать? — наконец спросила мать, глядя на Надежду.
Та долго не отвечала, затем тихо произнесла:
— Я не знаю. Мне нужно подумать.
Она повернулась и вышла из комнаты. Татьяна, поколебавшись, последовала за ней.
Надежда стояла в коридоре, прислонившись к стене и закрыв глаза.
— Ты в порядке? — осторожно спросила Татьяна.
— Нет, — ответила Надежда, не открывая глаз. — Но я буду. Наверное.
Она наконец посмотрела на Татьяну.
— А ты? Ты останешься?
Татьяна не ответила сразу. Останется ли она? После всего, что узнала? После пятнадцати лет отсутствия?
— Я не знаю, — честно сказала она. — Мне тоже нужно подумать.
Надежда кивнула.
— Я понимаю.
Они стояли в полумраке коридора, две сестры, не связанные кровью, но связанные общей историей, общей болью.
— Знаешь, — вдруг сказала Надежда, — все эти годы я злилась на тебя за то, что ты уехала. Думала, что ты бросила нас, как… как моя мать бросила меня. А теперь понимаю, что ты тоже была жертвой.
Татьяна почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Я должна была поговорить с тобой тогда, — сказала она. — Рассказать о письме, о своих страхах. Но я боялась.
— Мы все боялись, — Надежда грустно улыбнулась. — Вот что делает с людьми ложь. Она порождает страх.
Татьяна кивнула. Она вдруг поняла, что всю свою взрослую жизнь прожила в тени этого страха, этой неопределённости. Не зная правды, она не могла по-настоящему двигаться вперёд.
— Что мы будем делать с отцом? — спросила она. — С его признанием?
Надежда долго молчала, затем сказала:
— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить его за ложь. За то, что он очернил память моей матери. Но…
— Но?
— Но он всё-таки мой отец. Единственный, которого я когда-либо знала.
Татьяна понимала, что чувствует Надежда. Несмотря на всё, что они узнали, отец оставался их отцом. Человеком, который растил их, любил их, пусть даже эта любовь была омрачена тенью его прошлого.
— Давай поговорим утром, — предложила она. — Сейчас слишком много всего.
Надежда кивнула.
— Ты права. Утром.
Они разошлись по своим комнатам, но ни одна из них не могла уснуть. Татьяна лежала на своей старой кровати, глядя в потолок и думая обо всём, что узнала.
О том, что Надежда не была её родной сестрой.
О том, что её отец скрыл правду о гибели женщины.
О том, что её мать всегда знала эту правду, но молчала.
О том, что она сама пятнадцать лет назад сбежала, не попытавшись разобраться.
И всё же, несмотря на все эти открытия, она чувствовала странное облегчение. Словно тяжесть, которую она носила все эти годы, наконец начала спадать. Теперь она знала правду, какой бы тяжёлой она ни была. И это знание давало ей силы двигаться дальше.
Утром Татьяна спустилась на кухню и обнаружила там Надежду, готовящую завтрак.
— Доброе утро, — сказала Надежда, не оборачиваясь. — Кофе?
— Да, спасибо, — Татьяна села за стол и наблюдала, как Надежда наливает кофе в чашку. — Как ты?
Надежда поставила чашку перед ней и села напротив.
— Не знаю, если честно, — сказала она. — Всю ночь думала. О маме. О том, что с ней случилось. О том, что я могла бы сделать иначе.
— Ты не виновата, Надя, — мягко сказала Татьяна. — Тебе было четыре года.
— Знаю. Но всё равно думаю.
Они сидели в тишине, вдыхая аромат кофе. За окном начинался новый день, солнце медленно поднималось над горизонтом.
— Что ты решила? — наконец спросила Надежда. — Останешься?
Татьяна задумалась. Вчера ночью она долго размышляла об этом. Стоит ли ей вернуться в город, где она прожила последние пятнадцать лет? Или остаться здесь, попытаться восстановить то, что когда-то было потеряно?
— Я думаю, что да, — наконец сказала она. — По крайней мере, на какое-то время. Хочу попробовать… понять. Может быть, простить.
Надежда кивнула.
— Я рада. Мне кажется, нам обеим это нужно.
В этот момент в кухню вошла мать. Она выглядела усталой, словно не спала всю ночь.
— Он хочет видеть вас обеих, — сказала она. — Сейчас.
Татьяна и Надежда переглянулись, затем молча поднялись из-за стола и вместе пошли наверх.
Отец сидел в кровати, опираясь на подушки. Он казался более бодрым, чем вчера, но всё ещё очень слабым.
— Девочки мои, — сказал он, увидев их. — Спасибо, что пришли.
Они сели по обе стороны от его кровати, ожидая, что он скажет дальше.
— Я думал всю ночь, — начал отец. — О том, что я сделал. О том, как это повлияло на вас. И я понял, что должен исправить хотя бы часть того зла, что причинил.
Он посмотрел на Надежду.
— Я собираюсь связаться с полицией. Рассказать им правду о том, что случилось с твоей матерью. Это не вернёт её, но, может быть, даст тебе какое-то… завершение.
Надежда не ответила, только крепче сжала руки.
— А тебя, — он повернулся к Татьяне, — я прошу простить меня за все эти годы лжи. За то, что я не был честен с тобой. За то, что из-за меня ты потеряла пятнадцать лет своей жизни.
Татьяна почувствовала, как к глазам подступают слёзы, но сдержала их.
— Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя полностью, — тихо сказала она. — Но я постараюсь понять.
Отец кивнул.
— Большего я и не прошу.
Он перевёл взгляд с одной дочери на другую.
— Вы обе самое ценное, что у меня есть. И я бы хотел, чтобы вы были рядом друг с другом, даже если меня не станет.
Они не ответили, но обе понимали, что он имеет в виду. Несмотря на отсутствие кровного родства, они были сёстрами. Росли вместе, делили детские секреты, поддерживали друг друга. И эта связь была сильнее любой лжи, любой тайны.
Прошло две недели с того дня, как Татьяна вернулась домой. Отцу стало лучше — не намного, но достаточно, чтобы он мог вставать с постели и даже спускаться вниз. Он сдержал своё обещание и связался с полицией, рассказав им всю правду о том, что случилось с Людмилой. Было начато расследование, но из-за давности событий и отсутствия прямых улик дело продвигалось медленно.
Надежда и Татьяна постепенно восстанавливали свои отношения. Они часами разговаривали, рассказывая друг другу о годах, которые провели врозь. О своих жизнях, надеждах, страхах. О том, как каждая из них пыталась справиться с тенью прошлого.
Однажды вечером, когда они сидели на крыльце, глядя на закат, Надежда вдруг сказала:
— Я нашла её фотографию. Мамину. В том сундуке в сарае.
Она протянула Татьяне снимок. На нём была молодая женщина с тёмными волосами и добрым взглядом. Она улыбалась в камеру, держа на руках маленькую девочку.
— Она красивая, — тихо сказала Татьяна. — А девочка — это ты?
Надежда кивнула.
— Да. Мне здесь около трёх лет. Я почти не помню её, ты это понимаешь? Только какие-то отрывки. Как она поёт мне перед сном. Как мы вместе печём печенье. Какие-то мелочи.
Она взяла фотографию обратно и долго смотрела на неё.
— Но знаешь, что странно? Когда я смотрю на эту фотографию, я не чувствую злости на отца. Только грусть. Грусть от того, что её не стало, и от того, что всё могло быть по-другому.
Татьяна кивнула. Она понимала, что чувствует Надежда. Сама она тоже не чувствовала злости — только глубокую печаль от того, что их жизни были искажены этой давней трагедией и последовавшей за ней ложью.
— Что ты собираешься делать дальше? — спросила Надежда.
Татьяна задумалась. Она уже размышляла об этом последние дни.
— Думаю, я останусь, — наконец сказала она. — По крайней мере, на какое-то время. У меня есть работа, которую я могу делать удалённо. А здесь… здесь моя семья.
Она посмотрела на Надежду.
— И ты тоже моя семья, Надя. Независимо от того, что говорят документы или анализы ДНК.
Надежда улыбнулась, впервые за долгое время без тени грусти в глазах.
— Я знаю, — сказала она. — Ты тоже моя семья, Таня. Всегда была и всегда будешь.
Они сидели на крыльце, глядя, как последние лучи солнца окрашивают небо в оранжевый и розовый. День заканчивался, но для них обеих это был не конец, а начало. Начало новой главы в их жизни, главы, основанной на правде, какой бы тяжёлой она ни была.
Татьяна знала, что впереди у них будет ещё много трудностей. Расследование, суд, возможно. Болезнь отца, которая не отступала, несмотря на временное улучшение. Годы непонимания и отчуждения, которые нельзя было стереть одним решением остаться.
Но сейчас, сидя рядом с сестрой и глядя на закат, она чувствовала покой. Впервые за пятнадцать лет она была там, где должна была быть. Дома.