Третья ночь. Алёнки нет.
Телефон молчит. Проверяю — может, звук выключен? Да нет, всё в порядке. Просто ей плевать, где бабушка, что с бабушкой. Пятнадцать лет — возраст такой. Когда весь мир против тебя, а ты — против всего мира.
Мне семьдесят. Всю жизнь в Казани, последние десять лет — с дочерью и внучкой. После того как Ирка развелась, переехала к ним. Помогать. Только вот помощи от меня теперь… Пенсия маленькая, по дому еле управляюсь. А Алёнку и вовсе контролировать не могу.
— Мам, опять не спишь?
Ирка вышла. Лицо помятое — вторая смена в супермаркете, ноги гудят, спина ноет. А тут ещё дочь…
— Жду вот. Может, позвонить в полицию?
— Не надо! — дёрнулась Ирка, будто током ударило. — Придёт. Не маленькая.
Не маленькая… Господи, да я в пятнадцать лет уже на швейной фабрике вкалывала. А эта — по подъездам шляется.
— Мам, я не знаю, что делать, — Ирка всхлипнула. — Честно, не знаю. Говорю — не слышит. Ругаюсь — хуже. Молчу — на голову садится.
— От Серёжки опять ничего?
— Да какое там… Три месяца не звонил. Новая жена не велит, наверное. Алёнка спрашивает иногда — что сказать, не знаю.
Щёлкнул замок. Обе вскинулись.
— Алёна!
В дверях — она. Худая, нескладная, волосы в чёрный выкрашены, под глазами тушь размазана. Взгляд мутный. Пьяная? Или…
— Где была, где была… У подруги. Отстаньте.
Прошла мимо, молоко из холодильника достала. Пьёт из пакета. Ирка морщится, но молчит. Боится спугнуть.
— В школу завтра?
— Не-а. Голова болит.
— Опять? Алён, ты две недели…
— Ну и что? — плечами пожала. — Всё равно там скукота.
И ушла к себе. Дверью так хлопнула — фотография со стены чуть не упала. Там мы втроём пять лет назад. Ещё когда притворялись счастливыми.
Ирка голову на руки уронила:
— Мам, я больше не могу. Сил нет.
И тут меня осенило. Вспомнила про Клавку — сестру двоюродную. В деревне живёт, одна. Характер — не приведи господь. Но с трудными умеет.
— Ир, а давай её к Клавке отправим? В деревню. На воздух.
— В деревню? Она ж там подохнет без интернета.
— Вот и хорошо. Отрезвеет может.
Уговорить Алёнку оказалось на удивление легко. Сказала — поезжай к бабушкиной сестре, помоги по хозяйству. Только пожала плечами:
— Да мне всё равно. Хоть к чёрту на рога.
Наверное, думала — свобода. От школы, от нас. Дурочка.
Клавка встретила у калитки. Кряжистая, в платке цветастом. Глаза — буравчики.
— Это, значит, трудный подросток? Тощая какая. Небось, не жрёт ничего?
Алёнка скривилась. Я обняла Клавку:
— Спасибо, что взяла.
— Да ладно. Не первая, не последняя. Пусть поработает — глядишь, мозги на место встанут.
Оставила я внучку. Сердце сжималось, но виду не подала. Клавка проводила до калитки, шепнула:
— Не волнуйся. Выправим.
Неделю от Алёнки ни слуху ни духу. Только одна СМС: «Жива». Ирка места себе не находила, я тоже. Но Клавка велела не дёргаться — мол, идёт процесс.
Приехала через неделю. Готовилась к истерике, скандалу. А увидела…
Алёнка на грядке. Морковку дёргает. Лицо загорелое, сосредоточенное. Увидела меня — улыбнулась:
— Баб! Смотри, какая морковка!
Я чуть не села прямо на землю. Это моя внучка? Та самая, которая полотенце поднять ленилась?
За обедом она тараторила без остановки:
— Баб, я корову доить научилась! Ну, почти. И рыбу ловили! И пироги пеку!
Смотрю на Клавку — та хитро улыбается.
После обеда остались вдвоём с внучкой.
— Алён, ты правда… тебе тут нравится?
Задумалась:
— Знаешь, баб… Сначала я сдохнуть хотела. А потом… Тут просто всё. Понятно. Работаешь — результат видишь. Не то что в городе.
— А подружки твои?
— Да ну их. Писали сначала — про вечеринки свои. А мне… мне это теперь пустым кажется.
А потом случилось то, чего я боялась. На третью неделю приехал Серёжка — бывший Иркин. Я из окна увидела — машина новая, рядом блондинка молодая.
— Ирка! — кричу дочери по телефону. — Твой бывший приехал! За Алёнкой!
— Что?! Какого чёрта? Он же полгода о ней не вспоминал!
— Вот и я думаю… Может, новая жена надоумила — типа, покажи, какой ты заботливый отец.
Стоит у машины, весь из себя успешный:
— Алёна, собирайся. Поехали к нам на выходные.
А Алёнка:
— Не поеду.
— Как это?
— У меня планы. В поход идём.
— Что за бред? Я твой отец!
И тут Алёнка взорвалась. Я такой её не видела никогда:
— Отец? Где ты был, когда я ночами не приходила? Когда мама ревела? Где был, отец?!
Серёжка растерялся:
— У меня… обстоятельства…
— У всех обстоятельства! Только мама каждый день рядом! На двух работах, чтоб нас прокормить! А ты… ты просто новую жизнь начал. Без нас!
Клавка между ними встала:
— Не надо криков. Девочка сказала — не хочет. Всё.
Уехали они быстро. А Алёнка вдруг расплакалась. Клавка обняла:
— Ну-ну, поплачь. Легче будет.
— Тёть Клав, я правильно сделала?
— А ты как думаешь?
— Не знаю… Жалко его. Но я не могу притворяться.
Вот тогда я поняла — внучка взрослеет. Больно, трудно, но взрослеет.
Но не всё так гладко было. На четвёртую неделю Алёнка сорвалась.
Прихожу утром — Клавка на кухне сидит, лицо как камень. Рядом рюкзак Алёнкин.
— Что случилось?
— Сбежать хотела ночью. На попутках до города. Поймала у трассы, еле уговорила вернуться.
Пошла к внучке. Сидит на кровати, колени обняла. Лицо заплаканное, злое.
— Алён…
— Не могу я больше! Задолбала эта деревня! Куры эти, грядки! Я не для этого родилась!
— А для чего?
— Не знаю! Но не для этого!
Села рядом. Молчим. Потом говорю:
— Знаешь, я в твоём возрасте тоже сбегала. Из деревни. В город рвалась. Думала — там настоящая жизнь.
— И что?
— И ничего. Жизнь везде жизнь. Только в городе суета больше, а смысла не прибавляется.
— Бред это всё…
— Может, и бред. Только вот что скажу — бежать легко. А остаться и разобраться — трудно. Ты какую дорогу выберешь?
Молчит. Потом:
— Я звонила Ленке. Подруге. Сказала — приезжай за мной, тут прикольная туса будет. Она… она рассмеялась. Сказала — какая туса в деревне? И что я совсем отстала от жизни.
— Обидно?
— Да нет… Странно. Месяц назад я бы тоже смеялась. А сейчас… Сейчас думаю — а что в той тусе хорошего? Набухаются, обкурятся, потом блюют. И это жизнь?
— Каждый сам решает, что для него жизнь.
Алёнка легла, лицом в подушку:
— Баб, я запуталась. Не знаю, кто я теперь. Не та, что была. Но и не деревенская. Посередине застряла.
— Это называется — растёшь. Больно, да. Но по-другому не бывает.
К вечеру оттаяла. Рюкзак разобрала. К Клавке пошла — прощения просить.
А та:
— Да ладно, чего там. Все через это проходят. Главное — выбор сделала. Правильный.
Когда Алёнка домой вернулась — Ирка не узнала. Приехали мы встречать, смотрим — стоит девчонка. Загорелая, крепкая. Глаза ясные.
— Мам, — говорит, — прости меня. За всё.
Ирка в рёв. Обнимаются. Я стою, тоже сопли распустила.
Дома Алёнка сразу за дело взялась. Комнату перевернула — выбросила весь хлам, помыла, расставила по-новому. Потом — ужин готовить. Сама.
— Откуда дровишки? — спрашиваю.
— Тётя Клава научила. Садитесь, сейчас накормлю.
Сели. Едим молча — вкусно так, что слов нет. Ирка опять плачет. Алёнка ей:
— Мам, хватит. Я теперь другая. Буду помогать. И учиться нормально. И работу найду.
— Не надо работу…
— Надо. Хочу, чтобы ты не одна тянула. Чтобы вместе.
Вот так и началась новая жизнь.
Прошёл год. Звонит Клавка:
— Валя, приезжайте. Картошку копать пора.
Поехали втроём — я, Ирка, Алёнка. Еду и думаю — год всего прошёл, а будто другие люди едем. В прошлом году везла озлобленную девчонку, которая весь мир ненавидела. А теперь — Алёнка с Иркой о чём-то шепчутся, смеются. Когда последний раз видела, чтоб они вот так — вместе смеялись?
На вокзале Алёнка говорит:
— Мам, баб, я решила. Буду на агронома учиться.
Ирка чуть сумку не выронила:
— На агронома? Это ж… в деревню?
— Ну и что? Земля пустует, работать некому. А я умею теперь. И хочу.
Смотрю на внучку — стоит, подбородок вздёрнула. Решила, значит. И не переубедишь.
В деревне нас уже ждали. Клавка, соседка её с внучкой Настей — та тоже из города, подружились с Алёнкой.
Работали весело. Картошку копали, песни пели, над Клавкиными прибаутками смеялись. А вечером сидели все вместе — как семья.
— За встречу! — говорю.
— За встречу! И за тётю Клаву!
А Клавка:
— Да ладно вам. Я что? Я ничего. Сама всё сделала, — на Алёнку смотрит. — Сильная девка выросла.
Ночью не спится. Выхожу на крыльцо. Алёнка там.
— Не спишь?
— Думаю, баб. Как странно всё вышло. Год назад я вас ненавидела. За то, что сюда отправили. А теперь… Теперь благодарна.
— Жизнь, внученька, она такая. Не знаешь, где упадёшь, где найдёшь.
— Баб, я вернусь сюда. После учёбы. Насовсем.
— Знаю. Вижу.
Сидим, молчим. Звёзды над головой — в городе таких не увидишь. Тишина. Покой.
И думаю я — вот оно, счастье. Когда близкие рядом. Когда знаешь — всё наладилось. Трудно было, больно. Но наладилось.
Спасибо тебе, Клавка. Спасибо, деревня. Вернули нам девочку. Нет, не девочку уже. Человека вернули.
Настоящего.