Я сидела на кухне, уткнувшись в тарелку с супом, который сама же и сварила. Руки дрожали — не от голода, а от привычного напряжения. Галина Петровна, моя свекровь, стояла рядом, скрестив руки на груди, и смотрела на меня так, будто я только что совершила преступление.
— Опять пересолила! — резко хлопнула ладонью по столу. — У моего Славика почки больные, а ты его травишь!
Я медленно подняла глаза.
— Но он съел уже две тарелки… — проговорила тихо.
Её лицо исказилось.
— Ты ещё споришь?!
Она схватила кастрюлю и одним движением выплеснула суп в раковину. Горячие брызги обожгли мне руку, но я даже не вскрикнула. За два года научилась терпеть.
Слава, мой муж, сидел в гостиной, уткнувшись в телефон. Он прекрасно слышал всё, что происходило, но делал вид, будто это его не касается. Так было всегда.
— Сходишь в магазин, — бросила Галина Петровна, сунув мне в руки список. — И не вздумай купить что-то лишнее. Вчера опять какие-то йогурты притащила — деньги на ветер!
Я кивнула, не поднимая глаз.
— Да, и сдачу принесёшь. Всё до копейки.
Дверь захлопнулась за мной, и я наконец смогла вдохнуть полной грудью. Улица встретила холодным ветром, но это был приятный холод — он напоминал, что я ещё жива.
В магазине я медлила, будто боялась вернуться. Пересчитывала мелочь, проверяла сроки годности на продуктах — лишь бы потянуть время. Но вскоре телефон завибрировал.
— Где ты шляешься?! — рявкнула свекровь. — Суп остыл!
Я закрыла глаза.
— Уже иду…
Когда я вернулась, Галина Петровна выхватила у меня пакет и тут же начала проверять чеки.
— Опять обманываешь! — ткнула пальцем в бумажку. — Здесь написано 78 рублей, а сдачи ты принесла только 22!
— Там ещё соль, — попыталась объяснить я. — Вы сказали купить…
— Врешь!
Она швырнула чек мне под ноги.
— Всё, хватит. С сегодняшнего дня будешь отчитываться за каждую копейку письменно. И подпись ставить.
Я молча пошла в свою комнату — точнее, в бывшую кладовку, которую мне выделили после свадьбы. На кровати лежал мой дневник. Я открыла его и замерла.
Страницы были перевёрнуты.
Кто-то читал его.
Рука сама потянулась к телефону. Может, позвонить маме? Или подруге? Но я опустила его обратно. Кому это интересно?
За дверью раздался смех. Свекровь что-то рассказывала Славе, и он смеялся.
Я закрыла глаза.
Два года молчала.
Но, кажется, скоро всё изменится.
Той ночью я ворочалась на узкой кровати, не в силах уснуть. Мысли крутились вокруг дневника. Кто мог его читать? Слава? Нет, он никогда не интересовался моими записями. Тогда только… Галина Петровна.
Утром, пока свекровь была на рынке, я осторожно спросила мужа:
— Ты не заходил ко мне в комнату вчера?
Он оторвался от телефона, на лице — искреннее недоумение.
— Зачем мне туда заходить? Что-то случилось?
Я покачала головой, не решаясь сказать правду. Вдруг он снова побежит жаловаться матери? Так уже было, когда я попыталась обсудить с ним её поведение.
— Просто… кажется, кто-то трогал мои вещи.
Слава тяжело вздохнул и потянулся за сигаретой.
— Алина, хватит выдумывать. Мама просто заботится о нас. Ты слишком всё драматизируешь.
Меня будто обдали кипятком.
— Заботится? Она контролирует каждый мой шаг! Вчера заставила расписываться за сдачу с магазина!
Он закатил глаза, как будто я говорила какую-то чушь.
— Ну и что? Она просто бережёт наши деньги. Ты же знаешь, как тяжело нам приходится.
Я сжала кулаки, чувствуя, как подступают слёзы. Вспомнила, как два года назад, перед свадьбой, он клялся, что мы будем жить отдельно. Как уверял, что его мать — добрая и понимающая женщина. Как обещал защищать меня.
— Слава, помнишь, ты говорил…
Он резко прервал меня:
— Хватит копаться в прошлом! Если тебе так не нравится здесь — можешь уехать к своей маме.
В этот момент заскрипела входная дверь. Галина Петровна вернулась с покупками. Увидев наши напряжённые лица, она сразу насторожилась.
— Что здесь происходит? — её голос стал ледяным.
— Ничего, мам, — Слава моментально изменился, заулыбался. — Алина просто… расстроилась из-за пустяков.
Свекровь бросила на меня оценивающий взгляд, затем протянула Славе пакет.
— Я купила тебе новые носки. Твои старые уже в дырах. А то некоторые якобы жёны, а следить за мужем не умеют.
Она специально говорила это громко, чтобы я слышала. Слава благодарно улыбнулся и поцеловал мать в щёку.
— Ты у меня самая лучшая.
Я стояла, чувствуя себя совершенно чужой в этом доме. В этот момент Слава вдруг сунул мне в руку свёрнутый в трубочку пятитысячный купюр.
— Купи себе те таблетки, что ты хотела, — прошептал он. — Только… чтобы мама не узнала.
Я смотрела на эти деньги, понимая, что это не забота — это его чувство вины. Он знал, что поступает плохо, но изменить ничего не мог. И не хотел.
Когда я подняла глаза, то увидела, как Галина Петровна стоит в дверном проёме. Её лицо было каменным. Она всё видела.
— Славик, иди помоги мне на кухне, — сказала она ровным голосом. — А ты… — она бросила на меня взгляд, полный ненависти, — иди в свою комнату. Надоела уже своими дурацкими проблемами.
Я молча повернулась и ушла. За спиной услышала, как свекровь шипит Славе:
— Опять деньги ей суёшь? На свои прихоти? Я же говорила…
Дверь в мою комнату я закрыла тихо, без хлопка. Потому что знала — любой звук вызовет новый скандал.
Сжав в руке деньги, я села на кровать и закрыла глаза. В голове крутилась одна мысль: «Как же я здесь оказалась? Когда всё пошло не так?»
Я достала телефон и открыла галерею. Нашла фото двухлетней давности — мы со Славой на море. Он обнимает меня, мы оба смеёмся. Казалось, что впереди только счастье.
Теперь я понимала — этот человек, который боится даже купить мне лекарства без разрешения матери, никогда не был тем рыцарем, каким казался в начале.
Но самое страшное было в другом — я не знала, как из этого выбраться.
Утро началось с того, что Галина Петровна громко стучала в мою дверь, пока я не проснулась.
— Вставай уже! Десять часов, а ты валяешься! Во всем доме за тебя работать должны?
Я быстро оделась и вышла на кухню. Свекровь стояла у плиты, что-то помешивая в кастрюле. Слава уже ушел на работу, оставив на столе недопитый кофе.
— Сегодня Лидия Ивановна придет в гости, — не глядя на меня, сказала Галина Петровна. — Приберись в гостиной и приготовь хороший чай. Не тот твой дешевый пакетированный мусор.
Я кивнула, хотя внутри все сжалось. Лидия Ивановна — наша соседка снизу, бывшая учительница Славы. И, как я недавно узнала, его первая любовь. Галина Петровна обожала ее и постоянно ставила мне в пример.
Пока я мыла пол в гостиной, в голове крутились мысли. Почему я до сих пор здесь? Почему терплю все это? Ответ был прост — мне некуда идти. Моя мама жила в другом городе, в маленькой однушке, а все деньги, которые я зарабатывала на фрилансе, уходили на общие расходы.
Ровно в два часа раздался звонок в дверь. Лидия Ивановна вошла с корзинкой пирогов и сразу окинула меня оценивающим взглядом.
— Ой, Алина, ты так похудела! — сказала она сладким голосом. — Или это платье такое неудачное?
Я насильно улыбнулась и взяла корзинку.
— Спасибо, Лидия Ивановна. Пироги замечательные.
— Ну конечно, — засмеялась она. — Я же помню, какие любит Славочка. В отличие от некоторых.
Галина Петровна громко фыркнула и пригласила гостью на кухню. Я пошла за ними, чувствуя себя лишней.
За чаем разговор быстро перешел на меня.
— Алина, ты все еще работаешь на этих своих интернетах? — спросила Лидия Ивановна, притворно заботливо. — Это же несерьезно. Вот Славочке нужна поддержка, а ты…
— Она ничего не зарабатывает, — перебила Галина Петровна. — Только зря электричество жжет за своим компьютером.
Я сжала кружку в руках, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
— Я приношу в дом тридцать тысяч в месяц, — тихо сказала я. — Это почти половина нашей арендной платы.
Наступила тишина. Лидия Ивановна подняла брови, а Галина Петровна покраснела.
— Врешь! — вдруг крикнула свекровь. — Откуда у тебя такие деньги? Ты что, на стороне…
Я вскочила со стула, не в силах больше это слушать.
— Я переводчик! Я работаю по ночам, пока вы спите! И да, это тяжело, но я…
— Алина, хватит истерик, — вдруг раздался голос Славы из дверного проема. Я даже не слышала, как он вернулся. — Извинись перед мамой и Лидией Ивановной.
Я посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он стоял там, в своем рабочем костюме, с папкой в руках, и даже не пытался понять меня.
— Ты… ты слышал, что она сказала? — прошептала я.
— Мама просто волнуется за нас, — ответил он, избегая моего взгляда. — Пойдем, выйдем.
Он схватил меня за руку и потащил в коридор. За спиной я услышала, как Лидия Ивановна говорит:
— Бедный Славочка, как же тебе не повезло с женой…
На улице Слава сразу отпустил мою руку.
— Ты совсем с ума сошла? Устраивать сцены перед гостями!
— Я просто защищалась! — голос мой дрожал. — Ты слышал, что она про меня сказала?
Он махнул рукой.
— Мама просто не понимает твою работу. А Лидия Ивановна… она всегда была добра ко мне.
Я вдруг поняла, что смотрю на совершенно чужого человека. Он не собирался меня защищать. Никогда.
— Я ухожу, — сказала я тихо.
— Куда? — засмеялся он. — У тебя же никого нет.
Эти слова стали последней каплей. Я развернулась и пошла прочь, не зная куда, но точно понимая — обратной дороги нет.
Я шла по улице, не разбирая дороги. В голове гудело, а в груди будто разлилась горячая волна. Ноги сами привели меня в маленький сквер возле дома. Здесь мы с Славой часто сидели в первые месяцы знакомства.
Сев на холодную скамейку, я достала телефон. Пальцы дрожали, когда набирала номер подруги Кати. Три гудка — и её голос:
— Алло, Алина? Что-то случилось?
— Я… я не могу больше, — вырвалось у меня, и тут же хлынули слёзы.
— Где ты? Я сейчас выезжаю.
Через двадцать минут Катя уже сидела рядом, обняв меня за плечи. Я, захлёбываясь, рассказывала про последние события. Она молча слушала, лишь крепче сжимая мою руку.
— Поехали ко мне, — сказала она твёрдо, когда я закончила. — Собирай вещи и вали оттуда.
— Но у меня там… всё… — я растерянно замолчала.
— Всё, что тебе дорого, уместится в одну сумку. Поверь мне.
Мы медленно пошли обратно. У подъезда Катя остановилась:
— Ты уверена, что хочешь подняться одна?
Я кивнула. Это был мой бой, и я должна была его принять.
В квартире было тихо. Галина Петровна и Слава сидели на кухне, за столом стояла Лидия Ивановна. Все замолчали, когда я вошла.
— Алина… — начал Слава, но я прошла мимо, направляясь в свою комнату.
Достала спортивную сумку и начала складывать вещи. Руки автоматически выбирали самое необходимое: ноутбук, документы, несколько любимых книг, фотоальбом.
Вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла Галина Петровна с перекошенным от злости лицом.
— Куда это ты собралась, королева? — её голос дрожал. — Думаешь, так просто сбежишь?
Я не ответила, продолжая собираться. Это её взбесило ещё больше.
— Ты мне всю жизнь испортила! Забрала моего сына! — она вдруг рванулась вперёд и выхватила из моих рук фотографию моей матери. — И эту свою стерву забирай!
Снимок разорвался пополам. В комнате повисла тишина.
Что-то во мне щёлкнуло. Я медленно подняла голову:
— Отдай.
— А что ты сделаешь? — усмехнулась она, размахивая обрывками фото.
Я сделала шаг вперёд. В глазах потемнело. За два года впервые я чувствовала не страх, а ярость.
— ТЫ БОЛЬНАЯ! — крикнула я так, что свекровь отшатнулась. — Ненормальная, завистливая старуха! Ты ненавидишь меня, потому что твой сын наконец-то выбрал кого-то кроме тебя!
Галина Петровна побледнела. За её спиной появился Слава с округлившимися глазами.
— Алина, прекрати! — он попытался встать между нами.
— Нет, Слава, теперь ты слушаешь меня! — я повернулась к нему. — Ты не мужчина, ты маменькин сынок. Ты предал меня с первого дня. И знаешь что? Я жалею, что вообще встретила тебя!
Слова вылетали сами, будто прорвало плотину. Я больше не контролировала себя.
Лидия Ивановна испуганно прижала руки к груди:
— Какая невоспитанность! Славочка, как ты мог…
— ЗАТКНИТЕСЬ! — обернулась я к ней. — Это не ваше дело! Идите копаться в своей несчастной жизни, раз у вас нет ничего лучше, чем лезть в чужую семью!
Галина Петровна вдруг схватилась за сердце:
— Я… я плохо… Славик…
Но Слава не бросился к ней. Он стоял, смотря на меня совсем другими глазами — будто видел впервые.
Я застегнула сумку и направилась к выходу. На пороге обернулась:
— Я подаю на развод. И заберите своё… — я сняла обручальное кольцо и положила на тумбочку. — Это всё было ошибкой.
Когда дверь захлопнулась за моей спиной, я вдруг почувствовала невероятную лёгкость. На улице меня ждала Катя. Она молча взяла сумку, обняла за плечи и повела к машине.
— Ты сделала это, — тихо сказала она.
Я кивнула, глядя в окно на удаляющийся дом. Там оставалась моя прежняя жизнь. А впереди… Впереди было неизвестно. Но впервые за долгое время я чувствовала — теперь всё будет по-другому.
Машина Кати тронулась с места, а я всё ещё сжимала подлокотник, будто боялась, что меня силой вернут обратно. Горло сдавило, но слёз не было — только странная пустота.
— Куда едем? — спросила Катя, осторожно положив руку на моё запястье.
Я молчала, глядя, как за окном мелькают знакомые улицы. Три года назад я приехала в этот район с мечтами о счастливой семейной жизни. Теперь увозила в старой спортивной сумке всё, что от неё осталось.
— Ко мне, конечно, — сама ответила Катя, когда поняла, что я не могу говорить. — У меня как раз освободилась гостовая.
Мы ехали в тишине. Только когда машина остановилась у её дома, я смогла выдохнуть:
— Спасибо.
Её квартира оказалась тёплой и уютной. Катя сразу повела меня в душ, дала свои вещи — мягкую футболку и спортивные штаны. Они пахли свежестью и чем-то неуловимо домашним.
— Ложись отдыхать, — сказала она, указывая на раскладной диван. — Завтра всё обсудим.
Но как только я осталась одна, мысли снова нахлынули. Телефон молчал — ни звонков, ни сообщений. Я представила, что сейчас происходит там: Галина Петровна рыдает, Слава пытается её успокоить, Лидия Ивановна разливает всем успокоительный чай…
Мобильник вдруг завибрировал. Незнакомый номер.
— Алло? — голос мой дрожал.
— Это Олег, сосед сверху, — услышала я мужской голос. — Вы… вы не вернётесь? Ваш муж сейчас выносит ваши вещи на лестничную площадку.
Сердце упало. Я попросила Олега не вмешиваться и положила трубку. Так вот как быстро меня стёрли из их жизни.
Утром Катя разбудила меня запахом кофе.
— Вставай, солнышко. Сегодня первый день твоей новой жизни.
Она поставила передо мной кружку и тарелку с омлетом. Простое человеческое участие чуть не разморило меня снова.
— Кать, я не знаю, что делать дальше, — призналась я. — У меня нет денег, нет работы…
— Врёшь, — улыбнулась она. — У тебя есть профессия. И я уже поговорила со своим начальником — ему как раз нужен переводчик в проект. Временная работа, но платят хорошо.
Я не могла поверить своим ушам. Катя тем временем достала ноутбук:
— А сейчас мы сделаем две вещи. Первое — напишем официальное заявление о разводе. Второе… — она сделала драматическую паузу, — создадим тебе новый профиль в соцсетях. Без упоминания «бывшего».
Мы просидели за компьютером весь день. Когда заявление было готово, я распечатала его и вдруг застыла:
— Мне нужно съездить туда за документами. И за остальными вещами.
Катя нахмурилась:
— Я поеду с тобой. Но давай завтра, хорошо? Сегодня ты ещё не готова.
Вечером, когда Катя ушёл в магазин, телефон снова зазвонил. На этот раз — Слава.
Я долго смотрела на экран, прежде чем ответить:
— Да.
— Ты где? — его голос звучал устало.
— Это уже не твоё дело.
— Алина, хватит истерик! Мама плохо себя чувствует после вчерашнего. Ты должна извиниться.
Я рассмеялась. Этот смех прозвучал даже для меня самой неожиданно:
— Ты серьёзно? После всего ты звонишь, чтобы я извинилась?
— Ну конечно! — он завёлся. — Ты оскорбила её, устроила сцену! И что теперь, я должен один разгребать последствия?
Я закрыла глаза. Всё стало настолько ясно, что даже больно.
— Слушай внимательно, Слава. Я подаю на развод. Завтра приеду за своими вещами. И если хоть одна моя книга, хоть одна фотография пропадёт — я подам в суд ещё и за уничтожение личного имущества. Понял?
На той стороне повисла тишина. Потом раздались гудки — он положил трубку.
Катя вернулась как раз, когда я заканчивала собирать документы в папку.
— Всё в порядке? — спросила она, ставя на стол пакеты.
Я кивнула:
— Завтра едем туда. Будь готова — возможно, придётся вызывать полицию.
Катя усмехнулась:
— О, мне уже нравится этот сценарий. Особенно часть, где твоя бывшая свекровь корчится от злости.
Мы рассмеялись вместе. Впервые за долгие месяцы я чувствовала — я не одна. И это было самое ценное.
Утро началось с нервного ожидания. Я перечитывала список вещей, которые нужно забрать, проверяла наличие паспорта и документов о браке. Катя тем временем заряжала в телефон номер участкового — на всякий случай.
— Ты уверена, что хочешь туда ехать? — спросила она, застегивая куртку. — Мы могли бы попросить полицию присутствовать при передаче вещей.
Я покачала головой:
— Нет, я должна сделать это сама. Посмотреть им в глаза.
Дорога заняла меньше времени, чем я ожидала. Подъезд встретил нас знакомым запахом лака для полов и чьей-то жареной рыбы. Мои ладони вспотели, когда я нажимала кнопку лифта.
— Готова? — Катя взяла меня за руку.
Я глубоко вдохнула и кивнула.
Дверь в квартиру открылась почти сразу, будто кто-то стоял и ждал. На пороге появился Слава — небритый, в помятой футболке. Его глаза расширились, когда он увидел Катю.
— Ты пришла не одна? — он пробежался взглядом по коридору. — Боишься, что мы тебя съедим?
— Я пришла за своими вещами, — сказала я ровным голосом. — И да, свидетели никогда не помешают.
Из глубины квартиры донесся голос Галины Петровны:
— Пусть заходит! Пусть все соседи видят, какая она стерва!
Катя фыркнула, но я сделала шаг вперед. Квартира выглядела так же, как и всегда — только теперь я замечала каждую деталь: потертый коврик в прихожей, пятно на обоях, которое так и не заклеили…
Мои вещи были сложены в большой коробке у выхода. Я заглянула внутрь — несколько книг, косметика, фоторамки. Безделицы.
— Где мои документы? Диплом? Свидетельства? — спросила я, поднимая глаза.
Слава потупил взгляд:
— Мама сказала, ты сама разберёшь…
— Где мои документы?! — голос сорвался на крик.
Из кухни вышла Галина Петровна. Она выглядела старше, чем я помнила, но глаза горели всё тем же непримиримым огнём.
— Ах, твои драгоценные бумажки! — она скривила губы. — Наверное, потерялись, когда мы освобождали место для нормальных людей.
Катя резко шагнула вперед:
— Это уголовно наказуемо, вы понимаете? Уничтожение личных документов!
Слава заерзал на месте:
— Подождите, я сейчас поищу…
Он бросился в комнату, а Галина Петровна продолжала стоять, скрестив руки на груди. Её взгляд скользнул по моей новой кофте, джинсам — вещам, которые я купила сама на свои деньги.
— Уже нового любовника нашла? — ядовито спросила она. — Или это твоя… подруга? — она сделала ударение на последнем слове, явно намекая.
Я почувствовала, как Катя напряглась рядом, но прежде чем она успела ответить, из спальни вышел Слава с папкой в руках.
— Вот, нашёл, — пробормотал он. — Только диплом немного… порвался.
Я схватила папку. Мой диплом о высшем образовании был разорван ровно пополам — прямо по моей фамилии. Руки задрожали, но не от злости — от облегчения. Это было последнее доказательство, которое мне нужно.
— Спасибо, — тихо сказала я. — Теперь у меня есть всё для суда.
Лицо Галины Петровны исказилось:
— Какое ещё суда?! Ты сама ушла!
— За порчу имущества, — спокойно ответила я. — И за моральный ущерб. У меня есть записи ваших оскорблений. — Я достала телефон и включила запись, где Галина Петровна кричала: «Ты мне всю жизнь испортила!»
Свекровь побледнела. Слава широко раскрыл глаза:
— Ты… ты записывала нас?
— Два года, — кивнула я. — Каждый раз, когда оставалась одна. Всё это время.
Катя одобрительно сжала мою руку. Мы повернулись к выходу, когда Галина Петровна вдруг бросилась вперед:
— Подожди! Ты не можешь просто так… Мы же семья!
Я остановилась, не оборачиваясь:
— Нет. Семьей вы никогда не были.
На лестничной площадке я вдруг почувствовала невероятную лёгкость. Коробка с вещами вдруг показалась совсем не тяжелой.
— Боже, это было эпично! — Катя сияла. — Ты видела её лицо, когда включила запись?
Я улыбнулась, но внутри было странное спокойствие. Это не было победой — просто наконец-то справедливостью.
— Кать, ты не против, если мы заедем в фотосалон? Мне нужно восстановить диплом. А потом… — я сделала глубокий вдох, — потом я хочу зайти в юридическую консультацию.
Катя обняла меня за плечи:
— Куда угодно, подруга. Сегодня твой день.
И пока лифт спускался вниз, я впервые за долгое время почувствовала — всё только начинается.
Юрист оказалась молодой женщиной с внимательными глазами и быстрой речью. Её кабинет в небольшой юридической фирме пахло кофе и свежей бумагой.
— Итак, — она просматривала мои документы, — у вас есть доказательства психологического насилия в семье? Аудиозаписи?
Я кивнула и передала флешку. Адвокат — её звали Виктория — вставила её в компьютер. Мы вместе слушали отрывки: крики Галины Петровны, унизительные комментарии, угрозы выгнать из дома.
Виктория периодически поднимала брови, но сохраняла профессиональное спокойствие. Когда запись закончилась, она откинулась в кресле.
— Этого более чем достаточно для иска о возмещении морального вреда. Но сначала давайте подадим на развод. В вашем случае процесс будет ускоренным.
Она достала бланк заявления и начала заполнять его вместе со мной. Каждый вопрос — о совместном имуществе, дате брака, причинах развода — заставлял меня сжимать руки в кулаки.
— У вас есть общая собственность? — спросила Виктория.
— Нет, — я покачала головой. — Мы жили в квартире его матери. Из ценного у нас был только…
Я замолчала, вспомнив про подаренный Славой на годовщину ноутбук, который Галина Петровна назвала «ненужной тратой денег».
— Что-то важное? — адвокат заметила мою заминку.
— Нет, ничего, — махнула я рукой. Пусть оставят себе этот ноутбук. Это была маленькая цена за свободу.
Когда документы были готовы, Виктория встала из-за стола.
— Заявление подадим завтра. Через месяц будет первое заседание. Обычно в таких случаях суд назначает примирительную процедуру…
— Мне не нужно примирение, — твёрдо сказала я.
Адвокат улыбнулась:
— Я так и запишу. Теперь о втором иске — о возмещении морального вреда. У вас есть расчёт требуемой суммы?
Я растерялась. Катя, сидевшая рядом, вдруг вступила в разговор:
— Сто тысяч. Это за два года психологического террора.
Виктория сделала пометку:
— Реальная сумма, суд вполне может удовлетворить. Особенно с такими доказательствами. — Она посмотрела на меня. — Вы готовы к тому, что это может быть долгий процесс? Ваш муж и его мать вряд ли просто так отдадут деньги.
Я глубоко вдохнула:
— Готова. Это не только про деньги. Они должны понять, что нельзя безнаказанно унижать человека.
Когда мы вышли из офиса, солнце слепило глаза. Катя сразу же затащила меня в ближайшее кафе.
— Ты молодец, — сказала она, заказывая два капучино. — Я даже не думала, что у тебя хватит смелости подать в суд.
Я крутила в руках салфетку:
— Я и сама не думала. Но когда увидела этот разорванный диплом… Это было последней каплей.
На следующий день мы подали заявление в суд. Процедура заняла меньше времени, чем я ожидала. Чиновник в окошке даже не поднял глаз, принимая мои документы — видимо, такие случаи были для него обычным делом.
Но когда мы выходили из здания суда, меня ждал сюрприз. У подъезда стоял Слава. Он нервно курил, увидев меня, резко бросил сигарету.
— Алина, нам нужно поговорить.
Катя автоматически шагнула ко мне ближе, но я сделала знак, что справлюсь сама.
— О чём? — спросила я холодно.
Он оглянулся по сторонам, будто боялся, что его услышат.
— Мама… она в ужасе от этого иска. Она готова извиниться. Давай без суда, а? Я… я могу дать тебе эти сто тысяч. Только сними заявление.
Я смотрела на этого человека, с которым прожила три года. На его дрожащие руки, на морщины у глаз, которых раньше не было. И вдруг поняла — мне его не жалко. Совсем.
— Нет, — просто сказала я. — Пусть всё идёт своим чередом.
Его лицо исказилось:
— Ты что, нас унизить хочешь? Чтобы весь город знал?
— Нет, — я покачала головой. — Я просто хочу, чтобы вы наконец поняли — я не тряпка. Я человек. И со мной нельзя так обращаться.
Повернувшись, я пошла к Кате, которая ждала у такси. Слава что-то крикнул мне вслед, но я не обернулась.
В машине я вдруг рассмеялась. Катя удивлённо посмотрела на меня.
— Что?
— Я только сейчас поняла, — сказала я, вытирая неожиданно выступившие слёзы. — Они боятся. Впервые в жизни они действительно боятся меня.
Катя улыбнулась и обняла меня за плечи:
— Добро пожаловать в новую жизнь, подруга.
Такси свернуло на оживлённую улицу, унося меня от прошлого. Впереди был суд, новая работа, поиск собственного жилья. Но впервые за долгие годы я чувствовала — теперь всё будет по-другому. Потому что теперь я сама решала свою судьбу.
Прошло шесть месяцев.
Я сидела за столиком в маленьком кафе возле своего нового дома — студии на окраине города, которую сняла на первые заработки. Передо мной стоял ноутбук, а рядом — чашка кофе с корицей. На экране — письмо от издательства: мою первую переведённую книгу приняли в печать.
Ветерок шевелил страницы блокнота, где я записывала идеи для собственного проекта — блога о психологии отношений. После истории со Славой и его матерью я поняла, сколько женщин сталкиваются с подобным.
Телефон завибрил. Сообщение от Кати:
— Ты смотришь трансляцию?
Я открыла ссылку. Это был прямой эфир местного новостного портала — репортаж о нашем судебном процессе. На экране мелькнуло знакомое лицо Галины Петровны, которая, судя по всему, что-то горячо доказывала журналистам.
Я выключила звук. Мне больше не нужно было это слушать.
Суд состоялся месяц назад. Мы выиграли. Не только развод, но и иск о моральном ущербе — правда, суд снизил сумму до семидесяти тысяч. Галина Петровна платила их частями, каждый раз сопровождая перевод язвительными комментариями в смс. Я удалила их, даже не дочитав.
Слава пытался связаться со мной ещё пару раз — сначала злился, потом умолял «дать шанс». В последнем сообщении он писал, что встречается с Лидией Ивановной. Я не ответила.
Кофе остывал. Я допила последний глоток и закрыла ноутбук. За окном кафе шумел город, спешили люди, гремели трамваи. Я больше не была той забитой невесткой, которая боялась лишний раз вздохнуть.
В кармане лежали ключи от моей квартиры. Небольшой, но своей. Без свекрови, без унижений, без страха.
Я вышла на улицу и вдохнула полной грудью.
Эпилог
Иногда мне снится тот дом.
Я стою на кухне, а Галина Петровна кричит, что я пересолила суп. Слава молчит, отвернувшись. Но теперь во сне я не плачу. Я спокойно беру сумку, поворачиваюсь и ухожу.
А потом просыпаюсь в своей постели, где никто не смеет указывать, как мне жить.
На кухне ждёт кофе. В компьютере — новые заказы. В жизни — свобода.
И это самое главное.