— Ирочка, ты опять этого Максима к нам притащила? — голос мамы доносится из кухни такой, словно она таракана на свежеиспечённом пироге застукала. — Сколько можно, а?
Ира застывает в прихожей. Максим рядом мнётся, быстро скидывает кроссовки — будто не слышит, но уши горят так, что ясно: слышит каждое слово.
— Мам, мы просто поужинаем и уйдём, — осторожно говорит Ира, надеясь, что раздражение в её голосе не так уж бросается в глаза.
— Поужинаем… — мамин силуэт появляется в дверях, руки упёрты в бока. — А кто готовил ужин? Кто продукты таскал? Я, между прочим, не ресторан вам тут открыла!
Максим поднимает голову, пытается натянуть улыбку:
— Здравствуйте, Галина Михайловна. Может, мне уйти всё-таки?
— Не надо, — Ира хватает его за руку. — Проходи уже.
Но мама, похоже, только начинает:
— Ирина, нам надо поговорить. Причём серьёзно.
— О чём, мам?
— О том, что ты совсем уже отбилась от рук! Каждый день — новый парень в доме…
— Мам! — Ира краснеет. — Какие ещё новые? Максим мой парень уже полгода!
— Полгода, — мама фыркает. — А до него кто? Денис? А до Дениса, если память не изменяет, Артём?
Максим переминается с ноги на ногу и прячет взгляд. Ире становится неловко и почему-то одновременно больно.
— Мам, давай потом поговорим, а?
— Нет, Ира, не потом! — мама поднимает голос. — Тебе, между прочим, двадцать четыре! Двадцать четыре! Пора бы и замуж уже, и детей заводить — а ты всё играешь!
— Я не играю, мам…
— Играешь! И этот твой Максим — в чём он лучше предыдущих? Где работает? Сколько приносит? Своя квартира есть?
Максим застывает, щеки все краснее:
— Я… вообще-то работаю в маркетинге…
— В маркетинге, — с ноткой презрения повторяет мама. — Не профессия это, а баловство. Вот у Светы муж — инженер, настоящий мужик, дом построил, машину купил…
— Мам, пожалуйста, хватит, — Ира чувствует, как на глаза навертываются слёзы.
— Не хватит! В зеркало на себя посмотри — живёшь всё у мамы, копейки какие-то зарабатываешь, а парни меняются как перчатки!
— Я с тобой не живу! — раздражённо кидает Ира. — Я снимаю комнату, если забыла!
— Комнату, — мама зло усмехается. — В коммуналке. К тридцати так же там и останешься, если голову на плечи не поставишь.
Максим едва касается Ирино плеча:
— Ир, может, правда мне уйти? Не хочу быть причиной скандала…
— Нет! — Ира оборачивается к маме. — Мам, ты уже переходишь все границы. Это моя жизнь, запомни.
— Твоя жизнь? — мама разводит руками. — Ну-ну! А кто тебя растил, а? Кто кормил-поил, одевал, учёбу платил? Кто до сих пор деньги даёт, когда у тебя заканчиваются?
— Я не прошу…
— Не просила! А как телефон накрылся — кто новый купил? Когда зуб отвалился — кто за стоматолога платил?
Ира опускает голову. Она знает — мама помогает. И всегда потом это припоминает.
— Мам, я реально благодарна. Но это не даёт права командовать моей жизнью и выбирать, с кем мне быть!
— Даёт! — твёрдо и чётко мама. — Пока не замужем, с квартирой своей не разживёшься и без моей помощи не обойдёшься — даёт и всё тут!
Максим переминается, кашляет:
— Ир, я… наверное, пойду. Напишешь мне?
Он уходит. Дверь за ним закрывается медленно, но звук гулкий, будто хлопнула форточка в мороз.
— Вот, видишь, — удовлетворённо произносит мама. — Даже не попытался за тебя заступиться. И что, скажи на милость, за мужик такой?..
— Он просто не хотел ссориться… — тихо выдыхает Ира.
— Не хотел? Или не смог отстоять тебя? Мужчина, если что, должен уметь постоять за свою женщину, — мама не унимается, тоном как будто ставит жирную точку.
Ира не отвечает, идёт к себе в комнату, закрывает дверь. Садится на кровать, обхватив колени. Тишина… Телефон молчит — Максим не звонит, не пишет.
На следующий день на работе Лена — подруга, чующе кофе по вечерам в кухоньке, — косится:
— Ты чего такая невесёлая?
— Мама опять сцену закатила, — Ира льёт молоко в кофе, мешает — и не знает, куда девать глаза. — При Максиме. Мне так стыдно было…
— А он сам что?
— Ушёл просто. И с тех пор молчит.
— Ну ясно… — Лена морщит лоб. — А ты вообще пыталась ей границы обозначить?
— Как это — обозначить?
— Ну… прямо сказать: вот тут — мои дела, а вот — твои, и не надо сюда лезть.
— Пробовала. Она сразу про помощь начинает: «Кто тебя содержит, ты бы пропала без меня».
— А она правда содержит? — Лена смотрит внимательно.
Ира на мгновение задумывается — зарплата маленькая, хватает на самое необходимое, мама иногда выручает. Бывает, когда срочно что-то нужно…
— Не совсем содержит… Помогает, да. Но не постоянно.
— Тогда перестань брать помощь.
— Легко сказать… А если вдруг болеть, денег не будет? Или ещё что…?
— Ну, занять сможешь. Кредит возьмёшь. Главное — тогда ты сама себе хозяйка.
Вечером вдруг звонит Максим. Сердце ёкает — и тут же ноет.
— Привет, — его голос в трубке тихий. — Как ты?
— Нормально… Прости за вчерашнее…
— Ир, я вот что сказать хочу. Про твою маму… Всё это… неправильно. Очень.
— Я понимаю. Но она не со зла, просто волнуется.
— Волнуется? — удивляется Максим. — Ир, она обидела тебя. Меня чётко выставила за дверь. Разве так можно?
— Да не обидела, ну… Просто высказалась.
— Своё мнение? — горько смеётся он. — Она назвала меня неудачником, а тебя — легкомысленной. И то, что у нас — это игра.
Ира молчит. Всё так. Но как это изменить? Мама всегда такая была. Каждого её парня, хоть в кого бы ни влюбилась — все ей были не по душе.
— Максим, она с самого детства привыкла всё за меня решать. Я сама не знаю, как выйти из этого…
— Ир, тебе двадцать четыре. Ты взрослый человек, не девочка. Почему ты даёшь ей так с собой разговаривать?
— Ну… Она же мама…
— И что?! Это не повод! Даже мама не имеет права тебя унижать. Никто не имеет права.
— Она не унижает, ей просто важно, чтобы я счастлива была…
— Нет, Ир. Это не забота, это контроль. Пока ты не объяснишь ей границы — ничего не изменится.
Максим замолкает, только дыхание в трубке.
— Мне… надо подумать. О нас. О нас обоих.
— В каком смысле?
— В смысле я не могу встречаться с девушкой, которая не умеет защищать себя. И меня тоже.
Следует короткий гудок — Максим отключается. Ира смотрит на черный экран — холодно. Очень холодно.
Неделя проходит. Мама за обедом вдруг спрашивает невинно:
— А где твой Максим? Опять исчез?
— Мы расстались.
— Вот и славно, — довольно улыбается мама. — Я же говорила — не пара он тебе. Найдёшь кого получше, дочка!
— Мам, а если я вообще никого не хочу искать? — не выдерживает Ира.
— Не хочешь? — мама даже растерялась. — Ирочка, тебе ведь пора замуж. Время тикает, между прочим.
— А если я хочу пожить для себя?
— Для себя? — мама тут же фыркает. — Это как?
— Ну… путешествовать, например. На работе пробиться. Просто понять, чего хочу. Хобби какое-нибудь найти.
— Глупостями занимаешься! Женщина должна быть замужем, с детьми, это природа такая.
— Чья природа? Моя, мама, или твоя?
Мама вскидывает брови, смотрит удивленно:
— Ирочка, что происходит? Ты совсем на себя не похожа. Странная какая-то.
— Я просто взрослая стала, мам.
— Взрослая, ага… Только ведёшь себя, как подросток. Споришь, огрызаешься.
— Я не огрызаюсь. Просто говорю, как думаю.
— Как думаешь, — мама усмехается с иронией. — А опыта — никакого. Что ты вообще в жизни видела?
Ира вдруг чувствует, что больше сдерживаться не может:
— А ты что видела, мам? Замуж вышла в двадцать, меня родила, через три года развелась. И всё, с тех пор одна живёшь и всех учишь, как правильно!
Мама бледнеет:
— Как ты смела так со мной говорить…
— Смела, мам! Потому что люблю тебя, но не разрешаю больше за меня решать. Кого мне любить, где жить, о чём мечтать.
— Неблагодарная…
— Не неблагодарная. Взрослая. И если ты не можешь это принять, придётся нам общаться меньше.
— Меньше? — мама разводит руками. — Ради чего? Ради своих выдуманных границ?
— Ради здоровых отношений. Ради себя.
Мама молчит, потом тихо:
— Я же только добра тебе хочу…
— Я знаю, мам. Но добром нельзя заставлять силой.
— А если ошибёшься в жизни?
— Значит, отвечать за ошибки буду я сама.
— А если я не смогу с этим смириться?
— Тогда мы будем видеться реже.
Мама устало опускается в кресло:
— Когда ты стала такой упрямой, Ира?
— Не упрямой, мам, а самостоятельной.
Проходит месяц. Мама звонит всё реже, гостей к себе не зовёт — обида? Или осмысливает что-то. Ире бывает грустно, но она держится. Так надо — иначе вырасти не получится.
Максим не возвращается. Говорит — надо подумать. Но они встречаются иногда, гуляют, кофе пьют. Дружат, вроде по-новому.
— Ты изменилась, — однажды говорит он за чашкой кофе. — Стала другой. Увереннее, что ли.
— Стала взрослой, — смеётся Ира. — Наконец-то.
— И как оно, быть взрослой?
— Иногда страшно. Но правильно, знаешь?
Вечером вдруг звонок:
— Ирочка, привет, как у тебя дела? — мамин голос звучит обычно, но чуть мягче.
— Нормально, мам. Ты как?
— Тоже ничего… Может, приедешь ко мне на выходных? Борщ сварю, твой любимый.
— Мам, ты не будешь меня строить?
— Постараюсь, — мама тяжело вздыхает. — Сложно привыкать, что ты уже взрослая.
— Я всегда была взрослой. Просто раньше ты не замечала.
— Может, и так… Приедешь?
— Приеду.
И Ира понимает: сложнее всего — очертить эту границу. А дальше уже проще. Теперь всё по‑другому: новые отношения, честные, взрослые. С мамой. С собой. С будущим.
Потому что любовь без уважения — это не любовь. Это всего лишь старая привычка. А привычки — можно менять.