— Мама, мама, я же говорил, она не согласится! — раздался истеричный голос Павла из гостиной, и Елена застыла с чашкой кофе в руках.
Утро началось как обычно. Солнечные лучи пробивались сквозь тюлевые занавески, на кухне тихо булькала кофеварка, а из соседней комнаты доносился приглушённый разговор мужа с его матерью. Елена привыкла к этим утренним звонкам — Зинаида Михайловна звонила каждый день ровно в восемь утра, чтобы узнать, как спал её сорокалетний сын, что он будет есть на завтрак и не забыл ли надеть тёплые носки.
Но сегодня что-то было не так. Голос Павла звучал взволнованно, почти панически. Елена отставила чашку и прислушалась.
— Да понимаю я, понимаю! Но она же… Нет, мам, ты не понимаешь, какая она стала! Раньше соглашалась, а теперь… Что? Да, конечно, попробую ещё раз.
Елена почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна раздражения. Она знала этот тон. Знала, что сейчас произойдёт. Павел войдёт на кухню с виноватым видом и начнёт издалека — про то, какая его мама одинокая, как ей тяжело, как она нуждается в помощи. А потом выложит очередную «просьбу», которая на самом деле будет ультиматумом.
Дверь кухни распахнулась, и на пороге появился Павел. Высокий, слегка сутулый, с редеющими волосами, которые он тщательно зачёсывал набок. В его серых глазах читалась обречённость человека, идущего на заведомо проигрышные переговоры.
— Лен, — начал он, нервно потирая руки. — Тут такое дело…
— Что на этот раз? — Елена не стала притворяться, что не слышала разговор. — Деньги на ремонт? Или опять нужно отвезти её подруг по магазинам?
— Нет, не то… — Павел замялся, явно подбирая слова. — Мама звонила насчёт дачи.
— И?
— Ну, ты же знаешь, у неё там яблони, груши… Урожай большой в этом году. Она одна не справится. Просит помочь собрать и перевезти.
Елена медленно поставила чашку на стол. В её движениях была опасная, кошачья грация.
— Павел, давай сразу к сути. Что именно она хочет?
— Она… она просит, чтобы мы приехали на выходные. Все выходные. С пятницы по воскресенье. Собрать урожай, сделать заготовки…
— Все выходные, — повторила Елена, и в её голосе зазвенел металл. — Те самые выходные, на которые у нас забронирован отель в горах? Те самые, которые мы планировали два месяца? На которые я взяла отгул в пятницу?
Павел поёжился. Он прекрасно помнил про отель. Помнил, как Елена светилась от счастья, показывая ему фотографии номера с видом на горы, как планировала маршруты прогулок, как купила новые треккинговые ботинки.
— Лен, ну ты же понимаешь… Мама пожилой человек. Ей семьдесят лет. Она не может сама таскать эти ящики…
— А соседи? Родственники со стороны твоего покойного отца? Наёмные рабочие, в конце концов?
— Ты же знаешь маму. Она никому не доверяет. Говорит, что чужие люди всё испортят, не так сделают…
Елена встала из-за стола. Она была невысокой, хрупкой женщиной с каштановыми волосами, собранными в небрежный пучок. Но сейчас в её карих глазах полыхал такой огонь, что Павел невольно отступил на шаг.
— Знаешь что? Я устала. Устала от того, что каждые наши планы разбиваются о желания твоей мамы. Устала быть вечно виноватой невесткой, которая недостаточно заботится о свекрови. Устала жертвовать своей жизнью ради её прихотей!
— Лена, это не прихоти! Это реальная помощь пожилому человеку!
— Реальная помощь? — Елена горько рассмеялась. — Давай вспомним прошлые разы. Помнишь, как мы отменили поездку к моим родителям, потому что у твоей мамы «внезапно» заболела спина? А через день я увидела её в парке, где она бодро гуляла с подругами. Или как мы не пошли на юбилей моей лучшей подруги, потому что Зинаиде Михайловне срочно понадобилось в больницу на обследование, которое она потом перенесла на месяц?
— Это были особые обстоятельства…
— Особые? Да каждый раз особые! Но знаешь, что самое обидное? Что ты даже не пытаешься защитить наши интересы. Ты сразу капитулируешь. «Да, мамочка», «Конечно, мамочка», «Мы обязательно приедем, мамочка»!
Павел покраснел. В её словах была правда, горькая и неприятная. Он действительно не умел говорить «нет» своей матери. С детства привык, что мамино слово — закон. Отец ушёл из семьи, когда Павлу было десять, и мать воспитывала его одна. Она вложила в него всю свою любовь, все силы, всю жизнь. И теперь считала, что имеет полное право на его время, его внимание, его жизнь.
— Лена, пойми, она же одна…
— Одна? У неё три подруги, с которыми она каждый день часами болтает по телефону! У неё соседка Нина Васильевна, которая к ней через день заходит! У неё полная социальная жизнь! А одинокой она становится только тогда, когда нам нужно что-то отменить ради неё!
Елена подошла к окну. За стеклом начинался обычный сентябрьский день. Деревья уже начали желтеть, воздух стал прозрачным и прохладным. Идеальная погода для поездки в горы. Той поездки, которая не состоится.
— Знаешь, что меня больше всего бесит? — продолжила она, не оборачиваясь. — То, что она делает это специально. Она прекрасно знала про наши планы. Я же сама ей рассказывала две недели назад. И она улыбалась, кивала, говорила: «Как хорошо, детки, отдохните». А теперь вдруг урожай стал срочным делом государственной важности!
— Может, она просто забыла…
Елена резко обернулась.
— Забыла? Твоя мать помнит, что ты ел на завтрак в первом классе тридцать три года назад! Она помнит имена всех твоих одноклассников! Она цитирует наизусть твои школьные сочинения! И ты хочешь сказать, что она забыла про наш отпуск, о котором мы говорили буквально на днях?
Павел молчал. Он стоял посреди кухни, сутулясь ещё больше обычного, и смотрел в пол. Елена знала этот взгляд. Взгляд побитой собаки. Взгляд ребёнка, которого отчитывают за плохое поведение. И от этого её злость только усиливалась.
— Ты знаешь, в чём проблема? — продолжила она. — Проблема в том, что для твоей мамы ты до сих пор маленький мальчик. А я — просто досадное приложение, которое зачем-то прицепилось к её сыночку. Она не воспринимает меня как полноценного члена семьи. Для неё я — временное явление, которое можно игнорировать.
— Это не так! Мама тебя любит!
— Любит? — Елена скептически хмыкнула. — Странная у неё любовь. За десять лет нашего брака она ни разу не поздравила меня с днём рождения первой. Всегда ждёт, пока ты напомнишь. Ни разу не спросила, как у меня дела на работе. Ни разу не поинтересовалась моими увлечениями. Зато прекрасно помнит, что я однажды пересолила суп. В 2015 году!
Она подошла к мужу вплотную. Ему пришлось поднять взгляд и посмотреть ей в глаза.
— Паша, я люблю тебя. Правда люблю. Но я устала быть на третьем месте после твоей мамы и её яблонь. Устала отменять свои планы, потому что у Зинаиды Михайловны очередной «неотложный» каприз. Устала чувствовать себя виноватой за то, что хочу пожить своей жизнью!
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — голос Павла звучал жалобно. — Она же моя мать. Я не могу просто взять и отказать ей.
— А мне можешь? — Елена смотрела на него в упор. — Мне можешь спокойно сказать: «Извини, дорогая, отпуск отменяется, мама важнее»?
— Я не говорил, что она важнее!
— Но поступаешь именно так! Каждый раз, когда встаёт выбор между её желаниями и нашими планами, ты выбираешь её! Всегда! Без исключений!
Павел открыл рот, чтобы возразить, но понял, что ему нечего сказать. Елена была права. Мучительно, беспощадно права. Он вспомнил все те разы, когда они отменяли походы в театр, потому что маме стало скучно. Переносили встречи с друзьями, потому что мама захотела, чтобы они приехали на ужин. Отказывались от интересных предложений, потому что «мама расстроится».
— Знаешь, что? — Елена отступила на шаг. Её голос вдруг стал спокойным, почти безразличным. И от этого спокойствия Павлу стало по-настоящему страшно. — Поезжай к маме. Собирай её яблоки. Делай заготовки. Будь хорошим сыном.
— Лена…
— Только я с тобой не поеду. И в горы я поеду. Одна. Номер оплачен, отгул взят. Я не собираюсь сидеть дома и страдать, пока ты будешь изображать примерного сыночка.
— Ты не можешь поехать одна! Что люди скажут?
Елена рассмеялась. Смех получился звонким и немного истеричным.
— Что люди скажут? Серьёзно? Это твой главный аргумент? Знаешь, что скажет твоя мама? Она скажет: «Вот видишь, сынок, я же говорила, что она тебя не любит. Любящая жена не бросила бы мужа ради какой-то поездки». И ты с ней согласишься. Потому что для вас обоих я всегда буду неправа.
Она прошла мимо него к двери, но остановилась на пороге.
— И знаешь, что самое грустное? Я даже не злюсь на твою мать. Она делает то, что ты ей позволяешь. Она манипулирует, потому что это работает. Она требует, потому что получает. Я злюсь на тебя, Паша. За то, что ты позволяешь ей разрушать нашу семью. За то, что не можешь защитить наш брак от её вмешательства.
С этими словами она вышла из кухни, оставив Павла стоять посреди комнаты. Он слышал, как она ходит по спальне, открывает шкафы, что-то складывает. Понимал, что должен пойти за ней, поговорить, объясниться. Но ноги словно приросли к полу.
Телефон в его руке снова завибрировал. На экране высветилось «Мама». Он машинально ответил.
— Ну что, сынок? Поговорил с Леной? Вы приедете?
Павел молчал, глядя в окно. За стеклом по двору шла соседка с собакой. Обычное утро обычного дня. Только внутри их квартиры что-то безвозвратно сломалось.
— Паша? Ты меня слышишь? Что она сказала?
— Мама, — голос Павла звучал устало. — А может, не надо? Может, справишься как-нибудь сама? Или я найму людей…
— Что? — голос Зинаиды Михайловны мгновенно стал обиженным. — Какие люди? Ты что, сынок, с ума сошёл? Чужих людей на мою дачу? Да они же всё разворуют! И потом, я думала, ты будешь рад помочь матери. Я же тебя одна вырастила, всю жизнь на тебя положила…
И понеслось. Павел слушал знакомую песню про тяжёлое детство, про отца-предателя, про бессонные ночи у его кроватки, про отказ от личной жизни ради любимого сына. Каждое слово било точно в цель, вызывая привычное чувство вины.
— Хорошо, мама, — сдался он. — Я приеду.
— Вот и умница! А Лена? Она же тоже приедет? Ей полезно будет научиться делать заготовки. А то современные женщины совсем не умеют вести хозяйство…
— Лена… Лена не сможет.
— Как это не сможет? — голос матери стал подозрительным. — У неё что, дела поважнее, чем помочь семье?
Павел закрыл глаза. Перед мысленным взором встало лицо жены — усталое, разочарованное, красивое даже в гневе. Вспомнилось, как она смеялась, показывая фотографии отеля. Как примеряла новые ботинки. Как планировала маршруты, отмечая на карте интересные места.
— Да, мама. У неё дела поважнее.
Повисла тишина. Потом Зинаида Михайловна вздохнула — тяжело, страдальчески, как умела только она.
— Ну что ж. Я так и знала. Эта твоя Лена никогда меня не любила. Холодная она, расчётливая. Не понимаю, что ты в ней нашёл…
— Мама, не надо.
— Что не надо? Правду говорить? Ты посмотри на семью Костиковых. Вот там невестка — золото! И свекрови помогает, и мужа уважает, и детей воспитывает. А твоя…
Павел нажал отбой. Впервые в жизни он просто взял и прервал разговор с матерью. Сердце бешено колотилось, руки дрожали. Он ожидал, что телефон тут же зазвонит снова, но тот молчал. Видимо, Зинаида Михайловна была слишком шокирована, чтобы перезвонить.
Он вышел из кухни и направился в спальню. Елена сидела на кровати рядом с небольшой дорожной сумкой. Она уже переоделась — джинсы, удобная футболка, лёгкая куртка. Готова к поездке.
— Лен…
— Не надо, — она подняла руку, останавливая его. — Я всё сказала. Ты сделал свой выбор. Теперь живи с ним.
— Я могу поговорить с мамой. Объяснить…
— Объяснить что? Что у твоей жены тоже есть планы и желания? Что она не обязана бросать всё по первому зову свекрови? Боюсь, для Зинаиды Михайловны это будет открытием.
Елена встала, закинула сумку на плечо. Павел преградил ей дорогу.
— Подожди. Давай поговорим спокойно. Может, найдём компромисс…
— Компромисс? — она посмотрела на него с грустной усмешкой. — Паша, мы десять лет ищем этот компромисс. И каждый раз он заключается в том, что я уступаю. Я устала уступать.
— Но ты же не можешь просто взять и уехать!
— Почему? Потому что хорошие жёны так не делают? Потому что твоя мама не одобрит? Знаешь что? Мне плевать. Первый раз за десять лет мне плевать на мнение твоей мамы.
Она попыталась обойти его, но Павел поймал её за руку.
— Лена, пожалуйста. Я люблю тебя.
Она остановилась. Повернулась к нему, и в её глазах блеснули слёзы.
— Я знаю. И я тебя люблю. Но любви недостаточно, если в отношениях участвуют трое. А у нас именно так — ты, я и твоя мама. И в этом треугольнике я всегда проигрываю.
— Я изменюсь. Обещаю.
— Ты обещал это пять лет назад. И три года назад. И в прошлом году. Знаешь, сколько раз ты обещал поговорить с мамой, установить границы, защитить наше личное пространство? И что изменилось?
Павел молчал. Ему нечего было ответить. Он действительно обещал. И каждый раз, когда доходило до дела, когда нужно было сказать матери «нет», он сдавался. Потому что её обиженный голос, её слёзы, её упрёки в неблагодарности были сильнее любых его решений.
— Я поеду в горы, — сказала Елена, мягко высвобождая руку. — Мне нужно подумать. О нас, о нашем браке, о будущем. А ты… ты делай то, что считаешь нужным.
Она вышла из комнаты. Павел слышал, как хлопнула входная дверь, как затихли её шаги на лестнице. Он подошёл к окну и увидел, как она выходит из подъезда, как садится в такси. Машина тронулась, и через минуту скрылась за поворотом.
Квартира вдруг показалась огромной и пустой. Павел медленно опустился на кровать. На тумбочке лежала брошюра отеля — та самая, которую Елена с таким восторгом показывала ему месяц назад. «Горный приют» — уютная гостиница в живописном месте, с прекрасными видами и множеством пешеходных маршрутов. Они должны были провести там три дня. Гулять, дышать чистым воздухом, пить вино на веранде с видом на горы. Просто быть вдвоём, без звонков, без обязательств, без вечного «мама просила передать».
Телефон снова зазвонил. Павел не стал смотреть на экран — и так знал, кто звонит. Он поднёс аппарат к уху.
— Паша! Что это было? Ты бросил трубку! Со мной так нельзя разговаривать!
— Извини, мама. Связь прервалась.
— Ах, связь… Ну ладно. Так когда вы приедете? Я уже список дел составила. Надо яблоки собрать, груши, сливу. Потом варенье варить, компоты закатывать. Работы много, но вдвоём справимся. А где там твоя Лена?
— Она уехала.
— Уехала? Куда это?
— В горы. У нас была поездка запланирована.
— Поездка? — голос матери стал возмущённым. — Какая поездка может быть важнее помощи семье? Вот видишь, я всегда говорила — она эгоистка. Думает только о себе. Нормальная жена не бросила бы мужа ради каких-то гор!
Павел слушал знакомые слова и чувствовал, как внутри поднимается что-то новое. Не привычная усталость, не чувство вины. Злость. Острая, жгучая злость.
— Мама, это была наша поездка. Наша с Леной. Мы планировали её два месяца. А ты знала об этом и всё равно потребовала, чтобы мы приехали к тебе.
— Что? — Зинаида Михайловна явно не ожидала отпора. — Как ты со мной разговариваешь? Я твоя мать! Я имею право рассчитывать на помощь сына!
— Имеешь. Но не имеешь права разрушать мою семью.
— Я? Разрушаю? Да это твоя жена всё разрушает! Настраивает тебя против матери!
— Нет, мама. Это ты настраиваешь меня против жены. Постоянно. Десять лет подряд.
Он встал с кровати, подошёл к окну. Во дворе всё та же соседка выгуливала собаку. Обычная жизнь текла своим чередом. Только его жизнь дала трещину.
— Знаешь, мама, Лена права. Я действительно всегда выбираю тебя. Твои желания, твои потребности, твоё настроение. А она… она просто устала быть второй.
— Паша! Что ты несёшь? Это всё её влияние!
— Нет, мама. Это моё решение. Я приеду к тебе, помогу с урожаем. Но это последний раз, когда я жертвую нашими с Леной планами ради твоих внезапных просьб.
— Последний раз? Ты что, отказываешься помогать матери?
— Я отказываюсь быть вечным мальчиком, который не может сказать «нет». Мне сорок лет, мама. У меня есть жена, которую я люблю. И если мне придётся выбирать между тем, чтобы быть хорошим сыном или хорошим мужем, я выберу второе.
Повисла тишина. Потом раздался плач. Зинаида Михайловна рыдала в трубку, причитая о неблагодарности, о потраченной впустую жизни, о том, что она не переживёт такого предательства.
Раньше эти слёзы действовали на Павла безотказно. Он тут же бросался утешать, извиняться, обещать всё, что угодно, лишь бы мама не плакала. Но сейчас он чувствовал только усталость.
— Мама, перестань. Я приеду в пятницу вечером, помогу тебе. Но в воскресенье утром уеду. И больше никаких внезапных просьб, когда у нас есть планы. Договорились?
— Ты… ты жестокий! Бессердечный! Я тебе этого не прощу!
— Это твоё право, — Павел удивился, насколько спокойно прозвучал его голос. — До встречи, мама.
Он отключил телефон. Совсем. Знал, что сейчас начнётся шквал звонков, сообщений, возможно, мать даже приедет. Но ему нужно было время. Время подумать, время понять, как жить дальше.
Павел набрал номер Елены. Длинные гудки. Наконец, щелчок.
— Да? — голос жены звучал настороженно.
— Лен, это я. Ты уже далеко?
— В такси. Еду на вокзал.
— Я… я поговорил с мамой. Сказал, что это последний раз. Что больше я не буду жертвовать нашими планами.
Молчание.
— Лен? Ты слышишь?
— Слышу. И что дальше?
— Я поеду к ней в пятницу вечером. Один день. В субботу помогу, а в воскресенье утром вернусь. Может… может, ты не будешь три дня в горах? Может, дождёшься меня и мы поедем хотя бы на день?
Снова молчание. Потом вздох.
— Паша, ты правда думаешь, что всё так просто? Что можно десять лет позволять матери вмешиваться в нашу жизнь, а потом сказать «всё, больше не буду» и проблема решена?
— Нет, не думаю. Но я хочу попробовать. Хочу измениться. Ради нас.
— Знаешь, сколько раз я это слышала?
— Знаю. Но в этот раз всё по-другому. Я… я впервые повесил трубку, когда она начала плакать. Впервые сказал ей «нет» и не отступил.
— И что она?
— Сказала, что не простит. Что я жестокий и неблагодарный.
— И ты выдержишь это? Выдержишь её обиды, упрёки, слёзы?
Павел задумался. Выдержит ли? Сможет ли не сорваться, не побежать утешать, не вернуться к привычной роли послушного сына?
— Не знаю, — признался он честно. — Но я хочу попробовать. Потому что терять тебя страшнее, чем обидеть маму.
Елена молчала так долго, что Павел решил — она повесила трубку. Но потом услышал её голос, тихий и усталый:
— Я поеду в горы, Паша. Мне нужно время подумать. Если ты действительно хочешь что-то изменить — меняй. Но не ради меня. Ради себя. Ради нас. А я… я подумаю, готова ли верить в эти изменения ещё раз.
— Я понимаю. Лен… я правда тебя люблю.
— Я знаю. Но иногда любви недостаточно.
Она отключилась. Павел остался стоять у окна с телефоном в руке. Внизу во дворе соседка наконец закончила выгуливать собаку и скрылась в подъезде. Начал накрапывать дождь.
Три дня. У него есть три дня, чтобы доказать — себе, жене, матери, — что он способен измениться. Что может быть не только хорошим сыном, но и хорошим мужем. Что умеет защищать свою семью от любого вмешательства, даже самого родного и близкого.
Телефон в руке молчал. Павел знал, что стоит его включить — и посыпятся звонки, сообщения, мольбы и угрозы. Мать использует весь арсенал: слёзы, болезни, возможно, даже вызовет скорую для достоверности. Она будет звонить его друзьям, коллегам, рассказывать всем, какой у неё неблагодарный сын и какая ужасная невестка.
Но впервые в жизни Павел был готов к этому. Потому что в пустой квартире, где ещё утром был запах кофе и звучал смех жены, он вдруг понял простую истину. Нельзя всю жизнь жить для кого-то. Нельзя вечно быть чьим-то сыном, забывая быть собой. И нельзя требовать любви, постоянно выбирая не её.
Дождь усилился, барабаня по стеклу. Павел отошёл от окна и начал собираться. В пятницу он поедет к матери. Поможет с урожаем. Но в воскресенье вернётся — что бы она ни говорила, как бы ни плакала. А потом… потом будет ждать. Ждать, захочет ли Елена дать им ещё один шанс.
Последний шанс научиться быть семьёй. Настоящей семьёй, где только двое. Без лишних.