
Тихий вечер. Алина накрывала на стол, пока Костя, их пятилетний сын, старательно выводил каракули в раскраске. Максим задержался на работе — опять.
— Мама, а папа скоро придет? — Костя поднял глаза, и Алина улыбнулась.
— Скоро, солнышко.
Дверь открылась, и в прихожей раздался знакомый шум.
— Я дома! — Максим сбросил куртку, но в его голосе была усталость.
Алина уже собиралась сказать что-то ободряющее, как вдруг за спиной мужа появилась ещё одна фигура.
— Ну что, встречайте! — Валентина Петровна, свекровь, широко улыбалась, держа в руках огромный пакет с продуктами. — Приехала навестить своих любимых!
Алина замерла. Они не ждали гостей.
— Мам, ты же не говорила… — начал Максим, но Валентина Петровна махнула рукой.
— А зачем предупреждать? Я же не чужая!
Она прошла на кухню, громко расцеловала внука и тут же принялась раскладывать по полкам привезённые банки солений.
— Вот, Алина, тебе огурчики — ты же свои не закатываешь, да?
Тон был сладким, но Алина почувствовала укол.
— Спасибо, — сухо ответила она.
За ужином свекровь говорила больше всех. Рассказывала, как скучает, как тяжело одной в большом доме, как соседи стали невнимательные…
— А знаешь, Максимка, — вдруг сказала она, положив ладонь на руку сына, — я тут подумала… Мне бы хотелось переехать в город. Поближе к вам.
Максим замер с вилкой в воздухе.
— Мам, у тебя же дом…
— Огромный, пустой и в глуши! — вздохнула Валентина Петровна. — А я уже не молодая, одна… Хочу быть рядом с сыночком и внуком.
Алина почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— В городе дорого, — осторожно сказала она.
— Ой, да что вы, дети мои, такие скромные! — свекровь засмеялась. — Вы же можете мне помочь. Купить маленькую квартирку в центре — чтобы мне удобно было!
Тишина повисла тяжёлым одеялом.
Максим потупил взгляд. Алина сжала салфетку в кулаке.
А Валентина Петровна спокойно доедала суп, будто не понимала, что только что бросила бомбу.
Тишину разорвал звонкий голос Косты:
— Бабуля, а ты будешь с нами жить?
Алина резко подняла глаза на мужа. Максим нервно провел рукой по волосам и налил себе воды, будто не слышал вопроса сына.
— Нет, солнышко, — Валентина Петровна сладко улыбнулась внуку, — бабушка будет жить рядом. В красивом доме в центре. Ты ко мне будешь приходить в гости, а я буду водить тебя в парк и покупать мороженое!
— Ура! — закричал Костя, но Алина больше не могла это терпеть.
— Валентина Петровна, — она старалась говорить ровно, но голос дрожал, — вы понимаете, что цены в центре сейчас просто бешеные? Даже студия стоит как наша трешка.
Свекровь медленно положила ложку и повернулась к невестке.
— Алина, дорогая, я же не прошу дворец. Скромную квартирку — однушку. Вам ведь не сложно?
— Мам, — Максим наконец вмешался, — у нас ипотека, Костя в сад ходит, плюс ремонт…
— Так продайте мою дачу! — Валентина Петровна махнула рукой. — Там же шесть соток, хороший район!
Алина не выдержала:
— Это ваша дача. Ваша собственность. Если хотите — продавайте и покупайте что-то себе. Но мы не можем взять на себя такие расходы.
Наступила тягостная пауза. Лицо свекрови потемнело.
— Ясно, — она медленно встала из-за стола. — Значит, так. Я поднимала сына одна, вкладывала в него всю душу… А теперь, когда мне нужна помощь, мне говорят «решай свои проблемы сама»?
— Мам, никто так не говорит! — Максим вскочил следом.
— А по-другому это как назвать? — голос Валентины Петровны дрожал от обиды. — Я старуха, мне 65! Я хочу быть ближе к семье, а вы мне отказываете!
Костя испуганно притих, глядя на взрослых. Алина обняла его, но внутри всё закипало.
— Мы не отказываем, — сквозь зубы сказала она. — Мы говорим, что не можем. Это разные вещи.
— Ладно, — свекровь резко вытерла руки салфеткой. — Я всё поняла. Пойду спать. Завтра поговорим нормально.
Она вышла, громко хлопнув дверью.
Максим опустился на стул, закрыв лицо руками.
— Чёрт…
Алина молчала.
Она знала — это только начало.
Утро началось с громкого хлопка дверцы шкафа. Алина, стоявшая у плиты, вздрогнула. Валентина Петровна уже ходила по квартире, громко переставляя вещи.
— Максим, — её голос звенел с порога спальни, — ты вообще представляешь, как я там одна? Вода в кране ржавая, соседка сверху ночью топает, а в магазин ехать три остановки!
Максим, бледный от недосыпа, вышел из ванной, застёгивая рубашку.
— Мам, давай обсудим это спокойно…
— Спокойно?! — свекровь резко повернулась к нему. — Ты хочешь, чтобы я спокойно сгнила в той дыре? Твой отец хотя бы квартиру оставил, а ты даже помочь матери не можешь!
Алина резко поставила сковороду на плиту. Металл громко звякнул.
— Валентина Петровна, — её голос дрожал, — вы не даёте нам даже подумать. Это же серьёзное решение!
— А что тут думать? — свекровь подошла к Алине вплотную. — Это мой сын! Он обязан…
— Он вам ничего не должен! — Алина не выдержала. — Мы семья, мы стараемся, но вы ставите нас перед фактом!
Костя, испуганный громкими голосами, замер в дверях. Его нижняя губа дрожала.
— Мам, пап… вы ссоритесь?
Валентина Петровна первая опомнилась. Она резко развернулась к внуку, лицо её моментально смягчилось.
— Ой, солнышко, нет-нет! Бабушка просто… обсуждает с родителями важные дела.
Но Максим не выдержал. Он резко шагнул вперёд.
— Хватит! Мама, ты пугаешь ребёнка! Мы не будем это обсуждать при Косте.
— А когда будем? — голос свекрови снова зазвенел. — Когда мне восемьдесят исполнится? Или когда я упаду в той чёртовой деревне и сломаю шейку бедра?!
Тишина повисла тяжёлым покрывалом. Даже Костя перестал всхлипывать, широко раскрыв глаза.
— Всё, — Алина твёрдо взяла сына за руку. — Мы идём в сад. Максим… разберись.
Когда дверь закрылась за ними, Валентина Петровна первая нарушила молчание:
— Ты видишь, как она со мной разговаривает? Это благодарность за всё, что я для тебя сделала?
Максим медленно опустился на диван. В его глазах стояла непривычная твёрдость.
— Мама. Хватит. Мы не можем купить тебе квартиру в центре. Точечно. Но давай найдём другой вариант.
Свекровь замерла. Потом её лицо исказилось.
— Другой вариант? Хорошо. Тогда я продаю свою квартиру и переезжаю к вам. Насовсем.
Максим побледнел. Он знал — это не пустые слова.
Максим вскочил с дивана, стукнув коленкой о журнальный столик. Боль пронзила ногу, но он даже не поморщился.
— Ты что, с ума сошла?! Здесь и так тесно!
Валентина Петровна скрестила руки на груди, губы сложились в тонкую ниточку.
— Тесно? В трёх комнатах? А мне вон в зале диван раскладывать. Или твоя жена мне место у параши определит?
— Хватит! — Максим ударил кулаком по стенке, отчего с полки упала фарфоровая статуэтка. Осколки разлетелись по полу. — Никто тебя здесь не держит! Хочешь — продавай свою квартиру и снимай что-то здесь. Но к нам — нет!
Свекровь отступила на шаг. Впервые за все дни её уверенность дрогнула. Глаза наполнились слезами, но голос оставался твёрдым:
— Вот как… Значит, мать, которая ночи не спала, когда у тебя температура под сорок была, которая последние деньги на твоё образование тратила — теперь тебе мешает?
Максим схватился за голову:
— При чём тут это?! Ты просто не хочешь нас слышать! Мы говорим — нет денег, а ты…
— Деньги всегда найдутся, — перебила Валентина Петровна, — если захотеть. Видно, для матери у тебя их нет.
Дверь щёлкнула. Алина стояла на пороге с широко раскрытыми глазами, держа за руку испуганного Костю. Видно было, что они слышали последнюю фразу.
— Всё, — тихо сказала Алина. — Костя, иди в комнату, включи мультики.
Мальчик кивнул и быстро скрылся в коридоре.
Валентина Петровна первая оправилась от неожиданности:
— Алина, ты как раз вовремя. Может, ты объяснишь моему сыну…
— Нет, — перебила её невестка. Голос её был тихим, но таким твёрдым, что свекровь на мгновение замолчала. — Всё уже сказано. Мы не можем и не будем покупать вам квартиру. Точка.
Лицо Валентины Петровны побагровело:
— Ах так? Тогда завтра же еду к нотариусу оформлять завещание! Ни копейки вам не достанется!
Максим засмеялся — горько, почти истерично:
— Да ради Бога! Пиши на кота своего, на соседку, на кого угодно!
Свекровь вдруг съёжилась, будто из неё выпустили воздух. Слёзы наконец потекли по щекам.
— Вот оно как… Всё понятно… — она заковыляла в комнату, хлопнув дверью.
Алина и Максим остались стоять среди осколков фарфора. Где-то из детской доносились звуки мультфильма.
— Что теперь? — прошептала Алина.
Максим молча начал подбирать осколки с пола. Рука его дрожала.
Три дня в квартире царило гробовое молчание. Валентина Петровна запиралась в гостевой комнате, выходила только в кухню, когда там никого не было. Алина и Максим разговаривали шёпотом, будто в доме кто-то умер.
На четвертое утро Алина обнаружила на кухонном столе конверт. Внутри — распечатанное письмо и ключи от квартиры свекрови.
— Максим, — позвала она мужа, голос дрожал.
Он подошёл, пробежал глазами по тексту, и лицо его стало пепельно-серым.
— Что там? — Алина не выдержала.
Максим молча протянул листок.
«Дорогие мои, Простите старую дуру. Я поняла, что перегнула палку. Продавать квартиру не буду — там вся моя жизнь. Но и одной в деревне больше не могу.
Если ещё не прокляли меня окончательно — давайте попробуем по-другому. Сдам свою квартиру, а на эти деньги сниму маленькую студию в вашем районе. Не в центре, конечно, но хотя бы в одном городе.
Если согласны — позвоните.
Валя.»
Максим опустился на стул, закрыв лицо руками.
— Боже…
Алина осторожно присела рядом.
— Она права, — тихо сказала она. — Это разумный компромисс.
— А если она снова начнёт…
— Тогда установим чёткие границы. Но шанс дать надо.
Максим поднял голову, глаза его были красными.
— Я… я позвоню ей.
В этот момент из коридора раздался шорох. Они оба обернулись.
Валентина Петровна стояла на пороге в старом халате, без привычного макияжа, выглядевшая вдруг такой маленькой и беззащитной.
— Не надо звонить, — прошептала она. — Я здесь.
Костя, услышав бабушкин голос, выскочил из комнаты и бросился к ней.
— Бабуля, ты не уезжаешь?
Валентина Петровна прижала внука к себе, закрывая глаза.
— Нет, родной. Бабуля… остаётся. Только чуть по-другому.
Максим встал, сделал шаг к матери.
— Мам…
Она подняла руку, останавливая его.
— Ничего не говори. Я всё поняла. Давайте… давайте просто попробуем сначала.
Алина молча кивнула. В воздухе ещё висело невысказанное, но самое страшное осталось позади.
На кухонном столе закипел чайник, заполняя тишину обыденным, таким желанным сейчас звуком.
Прошло два месяца. Валентина Петровна сняла уютную студию в пятнадцати минутах ходьбы от их дома. По воскресеньям они все вместе ходили в парк, а в среду свекровь забирала Костю из сада и гуляла с ним до вечера.
В тот день Алина накрывала на стол к ужину, когда раздался звонок в дверь.
— Это, наверное, мама, — сказал Максим, идя открывать. — Она обещала принести Косте новые раскраски.
Но на пороге стояла не Валентина Петровна. Пожилая женщина в скромном платье держала в руках коробку пирожных.
— Здравствуйте, — застенчиво улыбнулась она. — Я ваша новая соседка снизу, Анна Семёновна. Валентина Петровна попросила передать… Она задерживается.
Алина и Максим переглянулись.
— Разделите со мной чай, — неожиданно предложила Алина. — Мы как раз садимся ужинать.
За столом Анна Семёновна разговорилась:
— Ваша мама — золотой человек. В нашем доме все её любят. Вчера она организовала сбор помощи для одиноких стариков…
Максим слушал, и в его глазах появилось что-то новое — уважение, которого раньше не было.
Когда гостья ушла, Алина взяла мужа за руку:
— Видишь? Она нашла себя. Без манипуляций.
— Да, — Максим глубоко вздохнул. — Просто ей было страшно остаться одной.
В этот момент дверь распахнулась, и в квартиру ворвалась Валентина Петровна с раскрасневшимися щеками, ведя за руку счастливого Костю:
— Простите, задержались! В парке цирк шапито приехал, мы не могли пройти мимо!
Она остановилась, оглядев их лица:
— Что-то случилось?
— Нет, мам, — Максим встал и неожиданно обнял её. — Всё в порядке.
Свекровь на мгновение замерла, потом обняла сына в ответ.
— Идиоты вы мои, — прошептала она. — Все как один.
Костя, не понимая, но чувствуя, что происходит что-то важное, обнял всех сразу:
— Я вас люблю!
Алина поймала взгляд свекрови — и впервые за много лет между ними пробежало настоящее понимание.
На столе остывал суп, но никто не спешил садиться. В этот момент они были просто семьёй — не идеальной, но настоящей. И этого было достаточно.
За окном медленно падал снег, укутывая город в тишину. Где-то вдалеке зазвонили колокола, возвещая начало нового дня — такого же непредсказуемого, как и сама жизнь.