Людмила всю жизнь была для младшего брата и матерью, и отцом, и старшей сестрой. Мама ушла из жизни, когда Люде было двадцать, а брату всего десять. Отец исчез ещё раньше, так что все заботы о мальчике легли на плечи Люды. Она работала на двух работах, чтобы брат не ходил в рваных ботинках, чтобы у него были учебники, чтобы мог поехать в летний лагерь. Своей жизни у Людмилы не было – всё для брата.
Брат подрос, женился рано, появилось трое детей. С работой у него всегда не ладилось: то одно место, то другое, то уволят, то сам уйдёт. Людмила помогала, чем могла: то денег даст на ремонт машины, то купит детям куртки к школе, то продукты привезёт. Она не жалела – всё-таки родной человек, другого у неё нет. Своей семьи так и не создала.
Когда старшему племяннику только исполнилось восемнадцать, он собрался жениться. Брат позвонил Люде вечером и без лишних церемоний попросил:
– Люд, мне нужно, чтобы ты взяла кредит. На свадьбу сыну. Ты же знаешь, у нас сейчас туго с деньгами, а родители невесты такие солидные, стыдно будет, если мы ничего не сможем устроить.
Люда опешила:
– Саша, ты серьёзно? Кредит на свадьбу? У тебя и так долгов выше крыши, ты ещё меня хочешь в это втянуть?
Брат вздохнул:
– Ну а что делать? Я везде уже пробовал, мне не дадут – кредитная история плохая. А у тебя всё чисто, ты же всегда выручала. Мы потом потихоньку выплатим, не переживай.
Люда вспомнила, как уже не раз закрывала брату его долги, как потом сама месяцами жила на гречке, чтобы не просрочить платежи. Она устала быть для него спасательным кругом.
– Саша, я не могу. Это глупо – брать кредит на свадьбу. Ты сам понимаешь, что потом платить нечем будет. Лучше скромно отпразднуйте, чем потом по судам бегать.
Брат замолчал, а потом холодно сказал:
– Я думал, ты мне родная. Всю жизнь помогала, а теперь отказала в самом важном.
После этого разговора Люда долго не могла прийти в себя. Она перебирала в голове всё, что сделала для брата за эти годы: сколько раз вытаскивала его из долгов, сколько раз помогала его жене, сколько раз сидела с племянниками по первому зову. Она вспоминала, как Саша приходил к ней за советом, как делился радостями и проблемами, как благодарил за помощь. А теперь – одно «нет», и она вдруг стала чужой.
На следующий день Люда попыталась позвонить брату, объяснить, что не из вредности отказала, а потому что не может взять на себя ещё один кредит. Но Саша не взял трубку. Позже пришло короткое сообщение:
– Не надо больше звонить. Мы сами разберёмся.
Племянники тоже перестали выходить на связь. Старший, тот самый, который собирался жениться, написал ей в мессенджере:
– Тётя Люда, спасибо за всё, но, если не можешь помочь, лучше не приезжай. Мама сказала, что ты не хочешь участвовать в нашей жизни.
Людмила почувствовала, как у неё подкашиваются ноги. Она не могла поверить, что всё, что она делала для этой семьи, вдруг перестало иметь значение. Она попыталась поговорить с женой брата, но та ответила резко:
– Люда, ты сама решила, что тебе важнее – семья или деньги.
В доме Людмилы стало тихо. Раньше по вечерам она всегда ждала звонка от брата, смеялась над рассказами племянников, обсуждала с ними учёбу, помогала советом. Теперь телефон молчал. Она ходила по квартире, не зная, куда себя деть, и думала: неужели одно «нет» перечёркивает все годы заботы и поддержки?
Вскоре Люда узнала, что свадьба всё-таки состоится – скромно, без особых изысков. Её не позвали. Никто не пригласил даже просто посмотреть на молодожёнов, не прислал фото, не написал ни слова.
Женщина чувствовала себя преданной и опустошённой.
Дни тянулись медленно и однообразно. Люда ходила на работу, старалась не думать о семье, но мысли всё равно возвращались к брату и племянникам. Она вспоминала, как когда-то вместе с Сашей лепили снеговика во дворе, как он приносил ей рисунки из школы, как она покупала ему первую рубашку на выпускной. Он был для неё практически сыном. Теперь всё это казалось далёким прошлым, будто происходило не с ней.
Иногда Люда ловила себя на том, что всё-таки ждёт звонка. Может быть, брат передумает, поймёт, что она не враг. Может быть, племянники напишут, попросят совета, как раньше. Но телефон молчал. В мессенджерах – тишина. Она видела в соцсетях фотографии со свадьбы: Саша с женой, невеста в белом платье, улыбающиеся гости. Её там не было. Даже на групповой фотографии место рядом с братом занимал кто-то из дальних родственников.
Душа болела. Она чувствовала себя не просто лишней, а преданной. Женщина пыталась отвлечься: чаще встречаться с подругами. Но даже там разговоры сводились к семьям, детям, внукам, и Людмила каждый раз ловила себя на том, что ей нечего сказать.
Однажды вечером она встретила на улице соседку, которая знала всю их семью с детства.
– Люда, а что это тебя не видно у Саши? Говорят, свадьба была, а ты не пришла.
– Не позвали, – с горькой усмешкой ответила женщина. – Теперь я у них в чёрном списке.
Соседка покачала головой:
– Вот так всегда – пока даёшь, ты родная, а как отказала – сразу чужая. Не переживай, Люда. И себя не теряй.
Людмила поблагодарила, но знала: такой пустоты в душе у неё не было никогда.
Осень выдалась особенно тоскливой. Женщина всё реже выходила из дома без необходимости, всё чаще задерживалась на работе, лишь бы не возвращаться в пустую квартиру. Вечерами она листала старые фотоальбомы: вот Саша ещё мальчишка, вот они вдвоём на выпускном, вот Людмила держит на руках только что родившегося племянника.
Пару раз она пыталась написать брату короткие сообщения: «Как у вас дела?», «Поздравляю с бракосочетанием сына».
Ответа не было. Ни Саша, ни его жена, ни племянники не выходили на связь. Людмила понимала: обида у них крепкая, и ждать примирения бессмысленно.
На работе коллеги обсуждали семейные заботы, кто-то делился радостями, кто-то жаловался на детей. Людмила слушала молча, иногда вставляла ничего не значащие фразы, чтобы не выдать свою боль.
Однажды вечером, возвращаясь домой, она увидела в магазине жену брата с младшей племянницей. Они прошли мимо, сделав вид, что не заметили Люду. Девочка опустила глаза, а её мать демонстративно отвернулась. Женщина почувствовала, как сердце сжалось, но она подошла к кассе и сделала вид, что ей всё равно.
Время шло, но ничего не менялось. Людмила пыталась найти в себе силы не держать зла, но обида и одиночество только крепли.
На Новый год Людмила впервые за много лет осталась дома одна. Она приготовила себе простой ужин, посмотрела старый фильм, легла спать до боя курантов. За окном хлопали петарды, а в её доме было тихо. Никто не позвонил, не поздравил, не спросил, как она.
Весна пришла незаметно. Она уже не ждала звонков и не заглядывала в мессенджеры. Она привыкла к одиночеству, хотя иногда всё равно ловила себя на том, что мысленно обращается к брату: рассказывает ему о своих днях, мысленно советуется, как раньше. Но теперь эти разговоры были только у неё в голове.
Однажды, возвращаясь с работы, Людмила увидела на улице старого друга брата. Он поздоровался, спросил, как дела. Людмила ответила сдержанно, не вдаваясь в подробности.
– Саша с семьёй как? – спросил он.
– Хорошо, наверное, – пожала плечами Людмила. – Мы не общаемся.
Знакомый удивился, но не стал расспрашивать. Людмила почувствовала укол стыда, будто она сама виновата, что осталась одна.
А семья брата жила своей жизнью. Иногда Люда слышала о них через соседей – кто-то рассказывал, что у племянника родился ребёнок, кто-то видел Сашу на рынке. Никто из них не сделал ни шага навстречу, не попытался поговорить, не написал ни слова.
Весной она решила сделать ремонт в квартире. Переставила мебель, выбросила старые вещи, переклеила обои. Это не вернуло радости, но стало чуть легче дышать. Она стала больше гулять, завела пару новых знакомых. Но в душе всё равно оставалась пустота – та самая, которая появляется, когда теряешь не просто родных, а единственных близких людей.
Иногда Людмила думала: может, стоило уступить, взять тот злосчастный кредит, пусть даже в ущерб себе. Но потом вспоминала, как много раз уже спасала брата, и понимала – это был бы просто ещё один повод для обид и упрёков в будущем.
Женщина смирилась: теперь у неё нет семьи, только воспоминания. Она стала осторожнее в доверии, замкнулась в себе, но всё равно продолжала надеяться, что когда-нибудь брат поймёт, что она не враг. А пока – жила дальше, надеясь, что он одумается.